Он воспользовался ее молчанием, чтобы протянуть руку.
— Димитрий Попадреус.
— Дебора Миллер, — ответила она.
Назвалась она совершенно рефлекторно и на долю секунды засомневалась, стоило ли это делать. Но запоздалую мысль оттеснила другая.
— Минуточку. Попадреус?
Она сверилась с путеводителем.
— А вы не...
— ...директор музея, — закончил он. — Да, это я.
И слегка поклонился.
— Я люблю ходить среди наших посетителей время от времени, чтобы увидеть, чему они уделяют внимание — как правило, немногому, а что вызывает скуку — как правило, все. Туристы — очень странные существа, — заметил он, отворачиваясь от нее и глядя на редкие кучки людей. — Я часто не могу понять, зачем они пришли.
Он снова пожал плечами, и Дебора улыбнулась.
— В вашем музее выставлены предметы из Нового Света?
Новый Свет. Европейцы колонизировали Америку пять сотен лет назад, и эта земля для них по-прежнему новая. Ну что же... Дебора оглядела просторный зал, где выставлены сокровища бронзового века. Наверное, здесь время течет медленнее. Директору же музея она просто сказала:
— В основном, — и сделала эдакий протестующий жест, который вполне подошел бы и самому греку. Это должно было означать: ее музей маленький, у них нет экспонатов мирового класса.
Разумеется, кроме тайного микенского клада...
— Так она настоящая? — Дебора решила поиграть.
— А почему нет? — удивился Попадреус, внимательно вглядываясь в маску. — Стилистически она отличается от других, да, но это ничего не доказывает. Будь у нас для сравнения сотни масок, да, но их нет. У нас всего шесть. Вариации возможны из-за личных вкусов мастера, или лица умершего, или... — Директор музея характерным жестом пожал плечами и выразительно вздохнул. — Нет причин сомневаться в отчете Шлимана о том, где и когда он ее нашел. А уж сделать копию за то время, что у него было, при ограниченности имевшихся у него ресурсов?.. Это еще более невероятно, согласны?
— Наверное, — кивнула Дебора. — А вы не думали датировать маску — просто чтобы закрыть вопрос?
— Думали, — ответил он. — Увы. Некоторые методы не подходят. Исследование... как вы это называете: пыль с растений?
— Пыльца.
— Правильно. Датировка по пыльце. Ее есть смысл проводить, когда предмет только что вынут из земли, хотя полированный металл в любом случае содержит мало пыльцы. Теперь же, сто лет спустя, такой анализ ничего не даст.
— Углерод-четырнадцать? — предложила Дебора.
— Для датировки по радиоуглероду требуется отломить кусочек от маски, — сказал директор музея. — Это неприемлемо: во-первых, потому, что нет достаточных оснований подвергать экспонат таким разрушающим испытаниям, и, во-вторых, потому, что золото не очень подходит для такого анализа. Если плавка шла с древесным углем и немного углерода проникло в металл, тогда, возможно... И все равно результаты будут сомнительными.
— А датировка по гелию?
— Возможна в будущем. — Попадреус серьезно кивнул: — Нам нужно быть более уверенными в точности методики и в том, что это не повредит самой маске.
Он бросил на Дебору проницательный взгляд:
— Для человека, не заинтересованного в доказательстве того, что маска поддельная, вы задаете много вопросов.
Дебора улыбнулась:
— Профессиональное любопытство. Как куратор куратору.
— Хорошо, — улыбнулся он в ответ. — Расскажите мне о вашем музее.
Дебора рассказывала о большом каменном томагавке и вообще о новой экспозиции, посвященной племени крик, о передвижной Кельтской выставке, которая должна скоро прибыть, а Попадреус кивал, улыбался и старался выглядеть заинтересованным, даже пораженным. Дебора, конечно, посмеивалась над собой. Да и как иначе — в таком-то разговоре перед такими-то экспонатами?
Через несколько минут, движимая растущей неловкостью из-за того, что она так гордится музеем «Друид-хиллз», неловкостью, которую не могло рассеять его вежливое ободрение, она вернулась к теме микенского золота:
— Позвольте мне задать еще один вопрос.
— Пожалуйста.
— Если эта маска подлинная, есть ли, по-вашему, шансы, что Шлиман раскопал еще одну маску вроде этой, которую никогда не показывали на публике?
Позже, когда у нее появилась возможность подумать на досуге, Дебора решила, что лицо грека было похоже на большой дом с освещенными окнами, обещающими, что внутри ждут лампа и камин. Потом она задала вопрос, и шторы опустились. Мгновение Попадреус просто смотрел — то ли на нее, толи сквозь нее.