Рэндолф заколебался, полный сомнений, и, приняв молчание за согласие, убийца вытащил необычный нож с очень длинным прямым лезвием, а потом заговорил.
Старик упал очень медленно, широко открыв глаза, пораженный не столько пронзившим грудь клинком, сколько вбитой в мозг мыслью, — мыслью, которая несла его на волне ужаса, как воды Атлантики скоро вынесут его на бледный песок у подножия дюн.
Часть III
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ИТАКУ
Хотя «Каддиш» читается в память ушедшего, в нем нет упоминания о смерти. Скорее это сделанное среди нашей скорби признание, что Всевышний справедлив, хотя мы не всегда постигаем Его пути. Когда смерть, кажется, сокрушает нас, отрицая жизнь, «Каддиш» возрождает нашу веру в ценность жизни. Через «Каддиш» мы открыто обнаруживаем наше желание и намерение принять связь с еврейской общиной, которую имели при жизни наши родители. Продолжая цепь традиции, связывающей поколение с поколением, мы выражаем нашу неугасимую веру в любовь и справедливость Всевышнего и молим, чтобы Он ускорил день, когда Его царствие будет наконец установлено и землю наполнит мир.
Глава 51
133-й рейс компании «Дельта» вылетел из Афин — точно по расписанию — вскоре после полудня, направляясь в Нью-Йорк, а оттуда в Атланту. Впереди ждал четырнадцатичасовой перелет. Дебора смотрела в иллюминатор на голубое небо и жаркое марево над взлетной полосой, с привычной безнадежностью проверяя, хватит ли места для ног.
Надо честно признать: мир предназначен для женщин поменьше ростом, и ох как во многом.
Она попыталась в последний раз посмотреть на Акрополь с высоты, но не смогла разглядеть ничего, кроме унылых прямоугольников выцветшего бетона, составляющих большую часть этого местами красивого города. Ее пребывание в Греции закончилось, Дебора летела домой. Оставалось надеяться, что дом встретит ее приветливее, чем греков после Троянской войны. Немногочисленных победителей ждали убийства и хаос. У Одиссея все сложилось лучше, чем у большинства, но он добирался до Итаки десять лет, а возвращение обернулось кровавым кошмаром. Весь следующий час Дебора внимательно изучала предложенный авиакомпанией журнал, разглядывая фотографии городов, где никогда не бывала, и размышляя, сколько из них сможет увидеть до того, как умрет.
Если судить по последней неделе, тебе надо лететь на осмотр немедленно — иначе не успеешь.
Забавно. В знакомой стерильной обстановке самолета, с его приглушенным гудением и оглушающим давлением на уши, почти невозможно было поверить, что за последние несколько дней ей пришлось дважды бороться за жизнь. Впервые с тех пор, как она услышала рев мотоцикла на дороге к Акрокоринфу, возможно, с первых прогремевших в развалинах выстрелов, Дебора задумалась, не может ли все это быть грандиозной случайностью или совпадением.
Он назвал тебя по имени — там, в ведущем к цистерне коридоре. Он назвал тебя «Дебора».
По телу прокатилась волна холодной дрожи.
«Вот так и помрешь, а за что — не поймешь».
Оба раза убийца был один и тот же, и у него была татуировка со словом, которое Ричард нацарапал в ночь своей смерти. Это не случайность и не совпадение. Кто-то желал ее смерти.
Почему? Убить Ричарда ради сокровищ, не имеющих реальной ценности, — это одно, но преследовать ее на другом континенте через несколько дней после убийства? Бессмыслица какая-то. Да, она могла выяснить, что погребальные дары сделал деревенский ремесленник для обмана туристов. Но зачем охотиться за ней? Несомненно, люди, которые разыскивали этот хлам, тоже знали, что «сокровища» не стоят ничего. А если ее предполагаемый убийца знал, то почему гнался за ней и дальше?
Бессмыслица.
«...за что — не поймешь».
Мог ли найденный клад, не смотря ни на что, оказаться подлинным? У Деборы не было веских доказательств обратного, только интуиция и кое-какая довольно убедительная — хоть и косвенная — информация. Мог ли Попадреус внушить ей, будто коллекция фальшивая, чтобы сбить ее со следа? А на самом деле он ждет, когда вещи привезут в Грецию? Малоправдоподобно. Если тело в маске когда-нибудь доставят в Афины и выставят, она сразу же узнает, откуда оно взялось, и втянет греческое правительство в сложный и дорогостоящий процесс насчет того, кому принадлежит клад и как они его заполучили.