Но Кугабель не позволяла мне забыть, что она островитянка, причем особенная.
Однажды мы гуляли у подножья горы, и она сказала, что Ворчливый Гигант — ее отец. Я не понимала, как гора может быть отцом, и засмеялась. Она рассердилась. Она умела шумно сердиться. При смене настроения ее глаза сверкали от ярости.
— Он мой отец. Я дитя Маски.
Мне было интересно послушать про Маску.
— Моя мама танцевала на празднике, и Гигант пришел к ней в образе мужчины… неизвестного, так всегда бывает на празднике Масок. Он стрельнул в нее мной, потом я родилась.
— Это легенда, — возразила я. В то время я еще не научилась держать при себе свое мнение, когда это необходимо.
Она взорвалась:
— Ты не знаешь. Ты маленькая и белая. Ты только рассердишь Гиганта.
— Мой папа в хороших отношениях с Гигантом, — пошутила я, повторив часто слышанную шутку родителей.
— Гигант прислал Дададжо. Он послал тебя изучать меня.
— Обучать тебя, — исправила ее я. Мне очень нравилось исправлять ее ошибки.
— Он послал тебя изучать меня, — настаивала она, сузив глаза. — Когда я вырасту, я буду танцевать на празднике Масок и вернусь с ребенком Гиганта в животе.
Я смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Да, мы растем. Скоро Кугабель сможет родить ребенка. Я задумалась. Время идет, а мы его не замечаем.
Мне исполнилось тринадцать лет. Шесть из них я живу на острове. За это время отец развил местную промышленность, смертность на острове значительно уменьшилась, что тоже являлось его заслугой.
Отец писал книгу о тропических болезнях. Он планировал построить больницу и собирался все средства вложить в этот проект, вокруг которого сконцентрированы все его мечты.
Мама что-то задумала. Однажды в полдень, когда спала жара, мы сидели под пальмой и наблюдали, как на море играют летающие рыбы.
— Ты растешь, Сьювелин, и ни разу не уезжала с острова после нашего приезда.
— Вы с папой тоже.
— Нам надо оставаться здесь, но мы думаем о тебе и беспокоимся.
— Беспокоитесь?
— Да, о твоем образовании, о твоем будущем.
— Мы все вместе, об этом мы и мечтали.
— Возможно, мы с папой не останемся здесь навсегда.
— Что ты хочешь сказать?
— Просто я хочу сказать, жизнь кончается когда-то. Сьювелин, тебе надо ехать в школу.
— В школу? Но здесь же нет школы!
— Есть в Сиднее.
— Что? Уехать с острова?
— Все можно устроить. Ты будешь приезжать на каникулы. На Рождество… и летом. На корабле только неделя пути до Сиднея. Неделя туда — и неделя обратно. Тебе нужно получить хорошее образование.
— Мне никогда не приходила в голову эта мысль.
— Нужно готовиться к будущему.
— Я не могу оставить вас.
— Только на время. Со следующим кораблем мы с тобой поедем в Сидней. Выберем тебе школу и решим, что делать.
Меня поразила новость, и сначала я отказывалась думать об отъезде, но родители со мной поговорили и пробудили во мне чувство искателя приключений. Я получила странное воспитание. Шесть лет я прожила в коттедже «Дикая яблоня», где получила строгое традиционное воспитание. Потом меня увезли на далекий нецивилизованный остров. Можно представить, что внешний мир покажется мне необычным.
В течение последующих нескольких недель меня обуревали смешанные чувства. Не могу решить, я больше сожалела о принятом решении или радовалась, но я осознавала его разумность.
Кугабель бурно прореагировала, услышав о моем отъезде. Она уставилась на меня горящими глазами, и, казалось, они излучали ненависть.
— Я еду, еду, — повторяла она.
Я пыталась убедить ее, что ей нельзя уезжать. Мне придется ехать одной. Родители посылают меня, потому что у белых принято получать образование, и это происходит в школе.
Она не слушала. У нее такая привычка, не слушать ничего, что она не желает знать.
За неделю до прибытия корабля мы с мамой завершили приготовления к моему отъезду. Был август. Занятия в школе начнутся в сентябре, а в декабре я приеду, на каникулы. Наше расставание не будет долгим, твердила мама.
На следующее утро пропала Кугабель. Ночью она не спала в своей кровати. Она жила в маленькой комнате, смежной с моей. Увидев, что мы спим в кроватях, она тоже последовала нашему примеру. Она подражала мне во всем, и если бы ее отправили в школу, она бы только радовалась. Кугаба не находила себе места.
— Где она? Она надела украшения. Оставила платье, ушла в перьях и ракушках. Где же она?
Отец спокойно сказал, что она где-то на острове, если только не взяла каноэ и не уплыла на другой остров. Следует ее поискать на острове.
— Она пошла к Гиганту, — решила Кугаба. — Пошла к нему просить, чтобы маленькая мисс не уезжала. Это плохо… отсылать маленькую мисс. Не надо ее отправлять. Ее дом здесь.
Кугаба раскачивалась и причитала:
— Нельзя уезжать маленькой мисс.
Отец не сомневался, что Кугабель вернется, ведь она уже достаточно напугала свою мать. Но прошел день, и она не вернулась. Я рассердилась на нее и обиделась, ведь у нас и так осталось мало времени, чтобы провести его вместе. Но к вечеру второго дня мы все встревожились, и отец послал поисковые партии к горе.
Кугаба дрожала от страха, мы с мамой успокаивали ее.
— Я боюсь, очень боюсь, Мамабель.
— Мы найдем ее.
— Я говорила хозяину Люку, нельзя спать в кровати хозяина целый месяц перед праздником Масок. А хозяин Люк смеялся, говорил: «Не для тебя. Делай, как я велю». Я ему говорила про Ворчливого Гиганта, а он только смеялся. И я спала в его кровати. И в ночь Масок я спала в его кровати… А потом родилась девочка. Все сказали: «Кугаба родила дитя Гиганта. Она отмечена им. Гигант к ней приходил». Но это был не Гигант, это был хозяин Люк. Если б они узнали… они бы убили меня. Хозяин Люк сказал, пусть все думают, что отец девочки Гигант, а сам смеялся. Кугабель не дитя Маски… Я боюсь, наверное, Гигант очень рассердился на меня.