Орканр сильно сжал щеки Луны большими пальцами, и лицо начало невероятным образом деформироваться. Язык вывалился наружу. Глаза вылезли из орбит. Орканр быстро крутанул руками, повернув лоб в одну сторону, а подбородок – в другую. Луна зашипел сквозь зубы.
– Я Орканр, одураченный тобой, древний Орканр вернулся, чтобы заплатить по старым счетам. Тебе придется еще немного подождать, пока я с тобой не покончу. А теперь пойдем, пришло время снова вернуться в Склепы Усопших. Нам ведь предстоит столько всего обсудить, тебе и мне. Я так долго ждал этой возможности, что не намерен больше откладывать разговор ни на минуту.
Орканр понес своего врага в Склепы Усопших. Для Секенра это все было, как в дурмане, в полубреду: многочасовая ходьба под дворцом по низким сырым туннелям, заканчивающимся громадными залами со статуями вдоль стен, спуск по лестницам из холодного черного камня, ведущим в глубь земли, оставшиеся позади пещеры с обрушившимися незнакомыми идолами, позабытыми и позаброшенными. Пламя тела не освещало пути рана на запястье тоже погасла – остался лишь светящийся шрам.
По пути нам никто не встретился. Чары Луны, освободившие тронный зал от «посторонних», действовали по-прежнему. Мы остались одни в нашем пустынном мире. Секенра заинтересовало, была ли использована манипуляция со временем, примененная отцом, когда тот перемещал дом. А может быть, все происходящее займет в реальном мире всего несколько секунд, и события развиваются настолько быстро, что глаз стороннего наблюдателя, не чародея, просто не в состоянии уследить за ними?
Да, дитя, что-то в этом роде, – подумал Орканр. – Именно.
Секенру страшно хотелось расспрашивать его и дальше, но у Орканра не было времени для пустой болтовни. Слишком много ему надо было обсудить с поверженным врагом. Секенру доставались лишь обрывки чужих воспоминаний. Я стал простым пассажиром его разума, и все, что мне оставалось, это заново переживать с ним самые яркие мгновения его жизни: лазурная голубизна неба, спокойный день, посвященный рыбалке на реке, страницы книги, которую он читал, страшная смерть, на которую он обрек смертельного врага царя Сестобаста. В его мыслях я с удивлением обнаружил легкую грусть, ностальгию по тем временам, когда Орканр считал, что помирился с Луной, когда они едва не стали друзьями. Затем – вспышка гнева, воспоминание о том, как он забыл об осторожности и позволил Луне заманить себя в ловушку.
Орканр знал, что он должен сделать. У него мелькнула тень сожаления, но это была всего лишь тень.
И вот уже Орканр стоит в вечной тьме под Городом-в-Дельте, где в первые дни существования этого мира гнездились драконы, но потом они пали от рук полубогов и героев. Эти пещеры были выжжены в живом камне дыханием драконов, здесь большинство их пало от мечей героев. В свете, лившемся из головы Луны, открылись белые колонны, поднимавшиеся в непроницаемый мрак. Это были драконьи зубы. Гигантские белые арки, смыкавшиеся у нас над головами, были ребрами хищных чудовищ, а круглые плоские камни, сверкавшие вдоль дороги – чешуей давно вымерших тварей.
Лишь чародей мог найти дорогу в это место. Магия закрывала его от глаз простых людей.
Здесь влачили свое жалкое существование мертвые, изгнанные с Реки – их ссылка могла длиться несколько веков по человеческим меркам, но была лишь кратким мигом для Сюрат-Кемада.
Пользуясь головой Луны, как фонарем, Оркарн, по колено в пыли – прахе драконов, прокладывал себе дорогу среди каменных саркофагов и расписных футляров мумий.
Секенру казалось, что он заперт в комнате на верхнем этаже дома и подслушивает обрывки разговоров в комнате внизу, но Орканр прекрасно слышал призраков, заточенных здесь мертвецов, они умоляли его освободить их, проклинали его или просто бессвязно бормотали что-то. С некоторыми из них Орканр говорил очень долго.
Здесь была сокрыта тайная, известная лишь чародеям Дельты кладовая разумов погибших чародеев, царей и философов, мужчин и женщин, по большей части проклятых за свои преступления, но полезных, чрезвычайно полезных для чародеев следующих столетий.
Мы вскрыли саркофаг мумии, изрядно удивив вывалившуюся оттуда компанию вурдалаков. При первых проблесках света они моментально расползлись по углам – голые изможденные создания с белой, как у рыб, кожей и чудовищными золотыми глазами, напоминавшими погребальные диски. Орканр обнаружил, что вурдалаки выели у мумии глаза. Он наклонился и выдыхал огонь изо рта – моего рта – пока труп не сгорел дотла. Не осталось даже костей. Я, Секенр, оглянулся вокруг в поисках призрака, намереваясь рассказать ему, как добраться до Реки и Царства Мертвых, но тот уже сбежал. Орканр пожал плечами и пошел дальше.
Мы снова долго шли, страшно долго, но благодаря пылавшему внутри тела огню ни малейшего признака усталости не ощущалось. Луна тихонько хныкал. Время от времени он причмокивал губами. Но заговорить он больше так и не попытался. Мне кажется, он окончательно лишился остатков разума, когда решил, что попал в руки сумасшедшего. Орканра это страшно забавляло.
Наконец мы остановились перед саркофагом, намного превосходящим остальные в размерах и более пышно украшенным – он по-прежнему оставался ярким и блестящим несмотря на все минувшие века. По бокам его сверху вниз вились рельефные изображения змей, желтовато-зеленых на черном деревянном фоне.
Орканр поднес Луну к лицу, вырезанному на крышке саркофага, – старик с закрытыми глазами и острым немного задранным вверх носом.
– Это было твоим высшим достижением, старый друг?
Луна пустил слюни, но ничего не ответил.
Змеи стали медленно оживать, извиваясь по стенкам саркофага – Секенру показалось, что их движения странно ритмичны, словно в течение веков, даже тысячелетий, первоначальные рельефы стирались и черная поверхность становилась девственно гладкой, а затем покрывалась новой резьбой. Все это время футляр ссыхался, уменьшался в размерах, и было видно, как он изнашивался, облуплялся, а теперь годы, десятилетия и века расплетались, будто бинты, которыми была спелената древняя мумия.
Орканр знал, что медленно и постепенно, по мере того, как время отшелушивается от саркофага, он будет открываться.
Он называл столетия, одно за другим, отдавая им приказы. Змеи, извиваясь, продолжали ползти. Наконец что-то внутри щелкнуло. Орканр поднял Луну левой рукой, а правой осторожно открыл крышку гроба. Футляр мумии едва заметно завибрировал, как только он прикоснулся к нему.
Орканр отступил назад, а из саркофага повалил черный дым – его клубы заполнили весь склеп. Но у дыма не было запаха. Мы не кашляли. Этот был не дым. Это была просто тьма.
Лишь Орканр по-настоящему видел, что происходило потом, он использовал магическое зрение, далеко превосходящее зрение обычного человека. Для Секенра это было нечто расплывчатое, промелькнувшее в мгновение ока.
Живые, мерцающие во тьме змеи обвились вокруг мумии, заменив своими телами ее бинты, они плотно связали ей колени, скрестили руки на груди и запрокинули голову назад в бесконечном беззвучном крике, но ее живые глаза остались широко открытыми, остекленевшими от боли и, как мне казалось, от безумия. Бедняга страдал в течение многих веков – змеи раздирали его на части, но так и не могли пожрать до конца – его агония превосходила любые мыслимые границы человеческого воображения.
Орканр поднял Луну.
– Недостойный сын, смотри же на своего отца, моего верного друга. Ты помнишь?
Луна дико закричал, когда Орканр швырнул его светящуюся голову в саркофаг, подобно старому хламу. Неожиданно проворно скрещенные руки мертвеца резким движением освободились от своих оков. Они схватили Луну и крепко держали его, пока сотни змей не обвились вокруг светящегося лица. У Луны вновь прорезался голос. Он кричал и кричал, пока не задрожали своды, но мумия лишь смеялась, и ее глубокий, рокочущий, как гром, голос был бесконечно ужасным.