— И что было потом? — Обожаю хорошие истории с привидениями.
— Точно никто не знает, — загадочно ответил Колин, ну или, во всяком случае, так загадочно, как может это сделать человек, взмахивающий большим черпаком. — К утру на траве лежал только мятый капюшон от рясы. Что касается дочери сквайра, от нее не осталось и следа. Но, но легенде, в ненастные ночи он по-прежнему ищет ее, и его можно увидеть медленно плывущим над территорией Донвеллского аббатства в вечном поиске своей утраченной любви.
Руки у меня покрылись мурашками, когда я мысленно нарисовала безлюдную пустошь, бледную луну, освещающую их перепуганные лица… Передо мной возник большой комок чего-то коричневого.
— Фасоли на тост? — прозаически спросил Колин.
Почти невозможно сохранять атмосферу зловещего преступления в присутствии фасоли и тостов. Это эффективнее, чем помахать чесноком перед вампиром.
— Если это задумано, чтобы вынудить меня к отъезду, ничего не выйдет. Теперь, когда я своими глазами увидела архив, даже диета из золы не выживет меня отсюда.
Он хмыкнул.
— Ясно. А как насчет призрачной фигуры в белом, нависающей над вашей кроватью?
— Слишком поздно. Вы уже сказали — призраки у вас не водятся.
Колин усмехнулся весьма распутной улыбкой, оказавшей странный эффект на мой желудок… по крайней мере я свидетельствую, что это произошло от его улыбки, а не кулинарных излишеств.
— Кто сказал, что я говорил о привидении?
Не успела я до конца разгадать подтекст данного заявления, как дверь немного приоткрылась и женский голос проворковал:
— Колин… Колин, ты дома?
Колин застыл, как лисица при виде охотников. Поймав мой взгляд, он знаком озабоченно велел мне молчать.
— Колин…
Дверь продолжила свое неумолимое движение внутрь, и в образовавшийся проем свесилась светлая коса, а за ней появилась ее обладательница — высокая девушка в обтягивающих рыжевато-коричневых брюках и облегающем пиджачке. Увидев свою жертву, девушка упруго шагнула в кухню, сапожки на каблучках зацокали по каменным плитам пола, на руке у новоприбывшей покачивался шлем для верховой езды.
— Колин! Я так и думала, что найду тебя здесь. Когда я увидела на подъездной дорожке твою машину… О!
Она заметила меня, сидевшую на другом конце стола. Шлем для верховой езды перестал покачиваться, челюсть отвисла. Данное выражение лица не очень ей шло, вызывая в памяти портреты некоторых Габсбургов, обладавших еще более мощными челюстями. Или Волка из «Красной Шапочки». Зубы у нее были очень большие и очень белые.
— Здравствуйте, — произнесла я в воцарившейся тишине.
Девушка проигнорировала меня, взгляд ее светлых глаз сосредоточился на Колине.
— Я не знала, что ты не один.
— А с чего тебе знать, — вкрадчиво ответил Колин и положил вилку на край тарелки. — Добрый вечер, Джоан.
С закрытым ртом и поджатыми теперь губами женщина производила не такое уж отталкивающее впечатление, поневоле признала я. Может, губы у нее и тонковаты, а нос слегка приплюснут, но сочетание высоких скул, длиннющих ног и выгоревших на солнце светлых волос на фоне идеально загорелой кожи могло бы сделать честь рекламе Ральфа Лорена. Я готова была побиться об заклад — она принадлежит к тем раздражающим меня людям, которые загорают не сгорая.
Глаза ее, как я заметила, были чуть узковаты и совсем светло-голубые. Обычно я не обращаю внимания на цвет, но эти глаза смотрели на меня неотрывно и, вне всякого сомнения, неприязненно.
— Ты не представил меня своей… подруге.
Вид у нее был такой, будто она жевала ту самую золу, которую я вызвалась есть добровольно.
— Элоиза, это Джоан Плауден-Плагг, Джоан, это Элоиза Келли, — сообщил Колин, снова развалясь на стуле.
— Привет! — бодро поздоровалась я.
Джоан продолжала разглядывать меня с той враждебностью, которую лучше приберечь для крупных насекомых, только что забравшихся к вам в постель.
— Вы подруга Серены? — спросила она убийственным тоном человека, который знает, что задает проигрышный вопрос.
— Ну… — Я держала один раз голову сестры Колина над унитазом, пока девицу выворачивало, но не уверена, что это можно расценить как дружбу. — Не совсем, — уклонилась я от прямого ответа.
Устремленные на меня глаза Джоан метали молнии. Я с мольбой посмотрела на Колина, но он старательно отводил взгляд, сохраняя вид насмешливого безразличия. Помощи от него не дождешься. Значит, мне самой придется выпутываться из этого маленького недоразумения, или, как красноречиво выразил это Шекспир, избавлять себя от царапин на физиономии[5].
5
Немного перефразированные слова Беатриче, персонажа комедии У. Шекспира «Много шума из ничего» (1598), акт I, сцена 1; пер. Т. Щепкиной-Куперник.