Бога?
Мне вспомнился циничный скептицизм Фронтиса. Офион верил в божества, но верил ли в них Фронтис? Могла ли эта жуткая красота быть все-таки просто человеческой? Или более чем человеческой, но менее чем божественной?
Все эти мысли пронеслись в моей голове за долю секунды, за время, пока Лицо с холодным равнодушием смотрело на меня сквозь тщетный заслон моих сомкнутых век. Я вновь открыл глаза. Всю комнату заливало сияние, и это был не просто свет. Потоки энергии самого Солнца, казалось, протекали сквозь тело и мозг. Мощь самого…
Я не мог подобрать слово. Во время этого огненного омовения с. моего разума одна за другой срывались завесы, и за ними находилось нечто, сиявшее ярче Ока солнечного бога. Наконец сгорел последний покров, и не осталось ничего…
Мы стояли на холме втроем — Цирцея, Язон и высокая, удивительно мрачная фигура за нашей спиной. Лица наши были обращены к далекому зареву, а меня, словно вино бокал, наполнял страх. Я знал, что за существо стоит позади. Это была богиня. Люди называли ее Гекатой.
За многие недели, проведенные на Эе, Язон узнал правду, таившуюся за алтарями, погруженными в облака.
Цирцея — жрица Гекаты.
Богиня тьмы собственной персоной — в полном вооружении.
И я, Язон, сын Эзона, в доспехах из того, что называли Золотым Руном.
Мы стояли втроем, ожидая начала сражения — ожидая Аполлиона…
Это происходило в далеком прошлом — три тысячи лет назад. Активная часть моего разума задержалась на этом забытом прощлом, заливавшем меня волнами воспоминаний. Воспоминаний Язона. Каждый их покров, как мне казалось, на мгновение оживал и улетал навсегда.
«Арго», рассекающий пурпурные волны эгейских водтемные рощи Эи… лица множества женщин.
«Арго», мой резвый и прекрасный «Арго»!
Чем были для меня женщины? Чем была Цирцея или сама Геката, а также гигантская битва между народом, называемым богами? Правда, я поклялся… Впрочем, Язон и прежде нарушал, свои клятвы.
Три недели назад мы прибыли на Эю, в белый храм, к прелестной чародейке, жившей там среди своих полулюдей-полуживотных.
Мы с Медеей путешествовали по суше, чтобы очиститься от пролитой крови и дождаться появления «Арго». К сожалению, в тот год были бури, и «Арго» не появился. И пока мы ждали на том странном острове, где Цирцея наводила свои чары, дни и ночи проходили, как в тумане.
Было что-то особенное в самом воздухе острова, словно Эя свисала с края занавеса, закрывающего иной мир.
И в эти летние вечера мысли Язона постепенно покинули Медею — ведь та была уже познанным сокровищем — и сосредоточились на Цирцее, Волшебнице. Я с самого начала знал, что во мне ей нужен был не я, а другой мужчина.
Дело в том, что у меня был двойной разум. Может, я уже родился таким, а может получил его во время обучения у кентавра Хирона. Но временами другой мужчина смотрел из глаз Язона и говорил его языком. Это бывало редко, но на Эе случалось чаще, чем я бы того хотел, и когда безумие укоренялось в моем разуме, Цирцея не отставала от меня, вглядываясь своими сверкающе-зелеными глазами в мои.
Мои? Нет, того другого мужчины. Он был тем безымянным духом, который вместе со мной использовал разум Язона. И в этих зеленых глазах стало появляться иное выражение. Я достаточно часто видел такие взгляды женщин и сразу понял, что они означают. Что ж, для Язона не было новостью, что женщина должна его любить. Но, несмотря на привычное самодовольство, меня что-то мучило. Чего-то я здесь не понимал.
Прошли недели, прежде чем появился «Арго». Но еще до этого события Цирцея рассказала мне о Гекате, и сама Геката сошла со своего алтаря…
Холодным летним вечером мы вместе пили вино — Цирцея и я. Вдруг она сказала:
— Язон, у меня для тебя весть от богини. Я задумался над этим. Вино шумело в моей голове, мне было интересно, не приглядывалась ли ко мне сама богиня и не сочла ли она меня достаточно хорошим для себя. Может именно это таилось в перемене, которую я ощущал? Легенды говорили, что в прошлом богини часто снисходили до смертных. Цирцея вдруг произнесла:
— Иди за мной.
Я встал и пошел за нею в приятном ожидании… Богиня говорила со мной устами Цирцеи, и мне не понравилось то, что она сказала. Это напоминало сонное видение, и, пожалуй, я не во все поверил. Есть вещи слишком необычайные, даже если их сообщает богиня.
— Два человеческих существа сосуществуют в твоем теле, Язон, но одно из них не познает жизни в течение еще трех тысяч лет. Он понял бы истину моих слов куда лучше тебя: ведь ты все еще наполовину дикарь. Для этого существа Эллада будет лишь воспоминанием, новые народы овладеют его миром. Тот Язон и есть мужчина, в которого так неосмотрительно влюбилась Цирцея. Что ж, я не властна над любовью, но Цирцее следовало бы родиться на три тысячи лет позже.
Я испугался, однако подумал, что тот, второй во мне, слушает внимательно. Я думал, что понимаю.
— Язон, два мира пересекаются в эту минуту. Один из них твой, а второй принадлежит мне. В нем живут те, кого ты знаешь как богов и богинь, однако мы не божества. 'Силы природы создали нас, и мы в конечном счете лишь мутанты.
Она говорила не столько со мной, сколько с другим Язоном — человеком, еще не родившимся, который слушал с помощью моего разума… с мужчиной, которого полюбила Цирцея. «Ладно, может, мне удастся использовать его», подумал я, и различные планы начали возникать в моем мозгу.
— Оба эти мира взаимопроникают сейчас и здесь, и можно переноситься из одного в другой там, где завеса тоньше. В таких местах — например, на Эе — возводятся святилища с вратами, открывающимися на обе стороны. У храма Аполлиона в Гелиополисе тоже есть такие врата. Мы с Аполлионом смертельные враги. Он обладает силами, которые кажутся тебе сверх естественными, однако он не бог. Эти силы вполне естественны, но Аполлион владеет науками, которых ты еще не познал. Тебе они могут казаться магическими, как мои — колдовскими. Однако и я не богиня, хотя мои силы в некотором смысле выходят за пространство и время.
Мы с Аполлионом родились очень давно, и вам ведомы легенды о нашей жизни. Теперь похожие миры соединяются друг с другом, и мы можем перебираться из одного в другой, пока потоки времени снова не разойдутся. Тогда мы окажемся за пределами ваших знаний и, быть может, иные боги или существа, подобные богам, займут наше место среди людей. Но мы сами боремся с нашей судьбой в этом другом мире, недоступном человеку.
Она умолкла, а затем заговорила вновь, гораздо энергичнее.
— Мне нужна помощь человека из твоего мира. Этот человек, вооруженный так, как я смогла бы его вооружить, мог бы получить от меня великолепную награду. Я могла бы изменить твою судьбу, которая сейчас выглядит не очень-то хорошо. Думаю, что именно судьба привела тебя ко мне в этот час, поскольку ты знаешь, какое оружие я имею в виду.
Золотое Руно, Язон. Золотое Руно — вот оружие против Аполлиона. Оно было создано другим, можно сказать… богом, которого Аполлион убил. Вы зовете его Гефестом. Человек, который наденет на себя Руно, сможет выступить даже против всемогущего Аполлиона.
Владея сверхчувственными силами, мы с Аполлионом не можем сойтись в бою, как обычные воины. Только в особых и редких случаях можем мы встречаться с ним. Урочное время пришло, и ты нужен мне, чтобы в доспехах из Руна сыграть роль меча против моего извечного врага. Ты поможешь мне, Язон?
Я ничего не ответил, обдумывая своим двойным разумом то, что услышал. Что касается Золотого Руна, то я не был глупцом и знал, что это нечто большее, чем обычная шерсть барана. Я уже держал его в своих руках и чувствовал силу, дрожавшую между его сверкающими складками. Я забрал его со святого дерева в Колхиде, где оно висело, охраняемое Пифоном, которого легенда называла вечно бодрствующим драконом. Мне-то было хорошо известно, сколько правды было в этом рассказе, а сколько лжи.