Тишина. По стенам ползали отблески зеленого света, а три лика богини равнодушно смотрели в никуда. На алтаре, в молчании, последовавшем за словами женщины, огонь уменьшился до маленького уголька, над которым нервно дрожало сияние.
Цирцея повернулась ко мне, обе ее руки, закрытые длинными рукавами, свободно висели вдоль тела. Зеленые, сверкающие глаза встретились с моими; бесконечная печаль и сладость были в ее голосе.
— Еще не время, — прошептала она, — и не место. Прощай пока, мой любимый. Я хотела бы… но это мгновение уже не принадлежит мне. Только не забывай свою Цирцею, Язон, и пору нашей любви!
Я не успел ничего ответить, а она уже подняла обе руки к голове и провела длинными пальцами по лицу. Потом склонила голову, и блестящие волосы упали ей на лицо, закрывая глаза. Происходило что-то необъяснимое.
И тут я снова почувствовал, как волосы шевелятся на моей голове, ибо видел нечто невероятное. Цирцея вдруг сняла свою голову с плеч. Я остолбенел…
Это была маска. Цирцея сияла ее и взглянула на меня поверх неживых алебастровых черт лица и темных вьющихся волос. Helrro потрясающее было в ее глазах, которые встретились с моими, однако еще несколько мгновений я, онемев, вглядывался в отделенную от тела голову. Все в ней было на месте: изящные красные губы, сомкнутые на пороге тайны, легкой улыбкой выражающие свое знание, глаза, которые умели так сверкать — тоже закрытые, спрятанные за бледными веками и длинными ресницами. Когда-то она жила и говорила, но теперь заснула и стала похожа на восковую маску.
Медленно перевел я взгляд на лицо женщины, которая эту маску носила, и увидел сеяые волосы, покрывающие старческую голову, усталые серые глаза, окруженные сеткой морщин, печальное, мудрое и чуточку испуганное лицо, покрытое морщинами старости.
— Да, Язон… — сказала она скрипучим и усталым голосом. — Кронос так долго тряс кубок, что астрагалы перевернулись. Да, это те же самые кости, но с другими числами наверху.
Наверное, у меня наступило запредельное торможение. Она стояла и говорила, но ее слова я слышал нечетко, они были приглушены поразительным сознанием, что это я — Джей Сивард — нахожусь здесь, на этом фантастическом острове, и стою перед необычайным алтарем.
Возможно, сама прозаичность усталого, старческого голоса побудила меня в конце концов осознать свое положение.
Кронос, сказала она. Воплощение времени. Неужели время вернулось на три тысячи лет назад? Неужели «Арго» и впрямь перенес меня в серый туман прошлого, в мир, который был легендой уже в те столетия, когда Эллада расцветала и гибла под ногами Рима? Когда сам Рим посылал свои легионы на другой конец Европы, а Кронос смотрел, как время сочится сквозь его вечные пальцы?
Нет, это был не весь ответ. Чья-то чужая рука нависла над этим миром. Что-то необычное чувствовалось и в земле, и в воде, и в ветре. Возможно, в теле человека заключено некое шестое чувство, которое предупредит его, когда он покинет мир, в котором произошел от Адама. Именно это и произошло со мной.
Это была не Земля.
Я помню, как заканчивает Эврипид свою историю о Медее и Язоне. Теперь эти строфы прозвучали в моем мозгу с пророческой силой:
Путь, который привел меня… куда? Возможно, на легендарную Землю! В давно забытый мир, чтящий трехликую богиню, где на ином, мифическом Эгейском Море лежит Остров Волшебницы.
До сих пор я был во власти сил, на которые почти не мог воздействовать. А точнее, вовсе не мог, если учесть, что одна такая сила воспоминания Язона — управляла моим разумом подобно поводьям и шпорам, связанным друг с другом.
Это было похоже на сон, и в этом сне мне казалось совершенно естественным, что я повинуюсь воле ветра, того самого, что наполнял парус «Арго» и принес мне под темные кипарисы голос Цирцеи. Человек в своей суеверной душе всегда подвержен чарам. Особенно человек из прошлого, чья повседневная жизнь была полна богов и демонов, рожденных его собственным воображением, вызванных к жизни страхом.
Страх.
Это слово заставило меня содрогнуться.
Я внезапно понял, что именно висело угрюмой тенью над воспоминаниями Язона. Страх… но перед чем? И почему я оказался здесь?
Я огляделся по сторонам уже со страхом. Зеленый свет, ползающий по алтарю, являл мне мельчайшие детали святыни Гекаты, и каждая из них была ужасна. Панический страх схватил меня за горло, а пол под моими ногами понесся вниз, в черную бездну.
Пораженный ужасом, с которым не мог бороться, я понял, что всего этого просто не может быть. Или я здоров, или сошел с ума, но и то и другое было ужасно! Кошмарно… Глаза старой женщины вглядывались в меня, и мне показалось, что веки головы, которую она держала в руках, затрепетали, словно глаза маски должны были вотвот открыться и тоже посмотреть на меня.
Я бросился бежать.
Возможно, я бежал потому, что вновь обрел рассудок. Или потому, что воспоминания Язона легли на меня слишком тяжким бременем. Мне казалось, будто я снова чувствую под ногами разлетающуюся на куски палубу «Арго».
Не было ничего реального.
Фигуры в длинных одеяниях нервно метались вокруг святилища. За моей спиной послышался высокий, скрипучий голос:
— Панир! Панир! За ним!
Помню еще, что слышал громкое стаккато шагов, эхом раскатившееся по храму. Вскоре я был уже снаружи, среди кипарисов, и бежал, бежал…
Не знаю, от чего я бежал. Возможно, от самого этого фантастического мира. Или от Язона. Да, пожалуй, так. Я бежал от Язона, который сросся с моим разумом, принес в мою душу ужас, вылупившийся из его собственного страха. Такого страха, для которого сегодня и названия нет!
Это был звериный страх, знакомый только первобытным людям, придавленным беспредельностью неизвестного. Страх, подобный экстазу, в который впадали древние, когда Пан с рогами на голове и оскаленными зубами разглядывал их из-за деревьев.
Его и назвали паническим страхом потому, что знали эту рогатую голову по имени.
Я бежал к морю. Туман развешивал передо мной густые вуали, преграждая дорогу, а позади слышался топот преследователей. Топот, похожий на стук копыт по земле и камням… прямо за спиной!
Я чувствовал болезненные удары сердца, колотящего по ребрам, пересохший рот превращал дыхание в хрип. Я бежал наугад, куда несли меня ноги, не зная, куда и зачем бегу, до тех пор, пока не свалился.
Я упал, окончательно вымотавшись, возле булькающего зеленого родничка на небольшой поляне, которую, казалось, сама тишина выбрала для своего царства. Утомленный бегством и ужасом, я спрятал лицо в траву и лежал так, с трудом переводя дыхание.
Человек… или не-человек тихо подошел ко мне.
Пожалуй, лишь крайняя степень моего ужаса — ужаса Язона — заставила меня корчиться в траве, вместо того чтобы поднять голову и взглянуть опасности в глаза. Однако разум мой, поглощенный разумом Язона, воспротивился этому и отказался повиноваться. Но каков бы ни был опыт Язона, Джей Сивард был умнее его!
Никогда в жизни человек не встретит такую опасность, которой можно избежать, съежившись от страха.
С нечеловеческим усилием, от которого едва не полопались одеревеневшие мышцы шеи, я поднял голову, чтобы взглянуть, кто стоит рядом со мной.
4. НЕ ВЕРЬ ФАВНУ
Позднее я хорошо узнал Панира, однако никогда он не казался мне менее странным, чем в ту минуту, когда наши взгляды встретились впервые. Барьер его отличия обладал силой, заставлявшей меня каждый раз замирать, не веря своим глазам. И все же в большей своей части он был человеком. Думаю, имей он меньше человеческих черт, принять его было бы проще.
Козлиные рога, копыта и хвост — вот мера различия между ним и родом человеческим. Все остальное было совершенно нормально, по крайней мере снаружи. На его бородатом лице с раскосыми желтыми глазами и в курносом носе читались мудрость, плутовство и насмешливая вежливость, не свойственные обычным людям. Он выглядел совсем не старым, его спутанные лохмы были черными и блестящими, а глаза — очень живыми.