Пару секунд ничего не происходило, а затем в районе живота будто возник сгусток огня. От острого приступа боли меня скрутило, и я повалился на землю, переживая самые тяжелые болевые вспышки, которые всегда сопровождали усвоение очередной пилюли организмом. Да, всегда был шанс, что следующего раза я не выдержу, но другого способа повысить свою выживаемость в этом жестоком мире я просто не знаю.
Мне сложно было определить, сколько прошло времени, но болевые приступы стали стихать, и теперь я мог практически не обращать на них внимания. Я сбросил куртку на землю и оголил левое плечо, которое все время скрывал под тугими повязками, чтобы не показывать татуировку на плече посторонним. Взглянув на нее, я радостно улыбнулся. Рисунок разросся и стал более полноценным. До необходимого минимума, о котором рассказывал мне старик, еще далеко, но, пускай и маленькими шажками, я приближаюсь к нему.
Я успел проскользнуть в северные врата Виларса до того, как стражники наглухо закрыли створки, что отрезали город от местности, наполненной шаугарами. Пара стражников хмуро посмотрела на позднего путника, но брошенная серебряная монета, исчезнувшая в тот же миг в руке одного из них, заставила смириться мужчин с моим появлением.
Так и так пришлось бы платить пошлину за вход, но я не успевал к закрытию, и стражники немного придержали ворота, чем, пускай и не грубо, но нарушили распорядок службы. Если бы я при этом не заплатил больше, то меня вполне могли побить и отправить в казематы как возможного криминального элемента. Пару раз уже видел, как это происходило, и мне не хотелось бы оказаться на месте этих «счастливчиков». Хотя многие бы поступили куда менее разумно, лишь бы не оказаться за стеной города ночью.
Виларс – самый крупный город на сотни километров вокруг, и по этой же причине он является торговым центром в этой области континента. Здесь можно было приобрести диковинки со всего мира, лишь бы в кармане у тебя звенели полновесные золотые монеты или же было хоть что-то на обмен.
Последнее порой ценилось куда больше. Недаром проводимые в городах аукционы помимо золота принимали и другие диковинки в обмен на выставленный лот. Жаль, пока не довелось побывать хотя бы на одном аукционе, но я обязательно это сделаю.
Я вздохнул полной грудью, переводя дыхание после долгого бега. Врата города закрывали с наступлением темноты. Последний запор опускался в нишу, и никого больше не волновало, что кто-то оказался по ту сторону стены. Лишь к утру врата откроются, и стражники пропустят запоздавших путников, если таковые будут. Как показывает практика, мало кто мог выжить ночью, ведь в это время под сенью темного светила выходили самые опасные шаугары, и сдержать их могли лишь стены города.
В первую очередь следовало посетить храм богов. Их служители работают в любое время суток и всегда рады посетителям, готовым принести дары богам, чтобы получить благословение. И как бы ни хотелось поскорее рухнуть в теплую постель, такими вещами не следует пренебрегать – я и так слишком долго не посещал храмы. События сегодняшнего дня напомнили это особенно ярко. Только божественным вмешательством я могу объяснить приключившиеся со мной неурядицы.
Храм всех богов мог располагаться в черте города где угодно, благо привилегии служителей позволяли и не такое, но вот само строение сложно не узнать. Шпили храма возвышались над всеми остальными домами и лишь немногим не доставали до уровня стен.
Проход в храм, как обычно, был приветливо раскрыт для путников. Я неспешной походкой зашел внутрь и на миг замер, привыкая к яркому освещению после темной улицы. Сколько раз посещал храмы в разных городах и в разное время, но всегда внутри было не больше десяти человек, которые что-то шептали, стоя перед статуями богов, или же беседовали со служителями.
Сейчас в храме не было никого, и я спустился по ступенькам к постаменту богов нашего мира. Не знаю, зачем так было сделано, но во всех храмах, чтобы подойти к богам, необходимо было спуститься на несколько метров под землю, но даже с уровня входа статуи этих могучих существ возвышались над любым человеком.
Айон – защитник. Он стоял первым в четверке богов. Его всегда изображали одинаково: суровый мужчина в кожаных доспехах и с секирой в руках. На лице Айона застыла насмешка, которой не хватало лишь немного, чтобы перерасти в оскал. Детали могли разниться, но насмешка, казалось, переносилась с особой осторожностью, чтобы повторить все в точности в каждом новом его изображении.
Служители этого бога освящали стены каждого города, и шаугары не смели приблизиться к ним близко. Если же находились настолько безрассудные твари, то сам камень жег их и причинял невыносимую боль. Благодаря этому демоны не могли тихо прокрасться в город и устроить в нем резню.