Латимер невесело рассмеялся.
— И вы полагаете, что я согласен поддерживать вас в проведении ваших планов в жизнь?
— Если ваш изощренный мозг придумал что-нибудь более интересное, я с радостью соглашусь принять…
— Пока что мой изощренный мозг придумал только то, что надо передать полиции всю информацию, которой мы располагаем.
Мистер Питерс саркастически усмехнулся.
— Вы думаете? О какой информации идет речь? — спросил он, точно хотел сказать: «Неужели вы меня не любите?»
— Ну, речь идет о том… — начал Латимер и осекся.
— В том-то все и дело, — кивнул головой мистер Питерс, — ваша информация почти ничего не стоит. Другое дело, если бы вы обратились к турецкой полиции. Впрочем, это мало бы что дало. Обнаружив, что убит не Димитриос, а Виссер, они бы установили, что Димитриос жив, — и только. Ведь вы знаете, под какой фамилией он сейчас проживает и даже инициалы у него совсем другие, а не те, что я вам сказал. Мне кажется, пройдя по его следам, как это сделали Виссер и я, вы бы ничего не нашли. Что касается французской полиции, то она вряд ли бы стала искать исчезнувшего преступника, ранее высланного из страны, и какого-то грека, убившего в Смирне человека шестнадцать лет назад и проживающего во Франции под чужой фамилией. Итак, мистер Латимер, без меня вам ничего не сделать. Не исключено, нам, быть может, придется обратиться в полицию, если Димитриос сочтет наши доводы несостоятельными. Но это вряд ли, в конце концов Димитриос разумный человек. А что, мистер Латимер, вам помешают эти три тысячи фунтов?
Латимер молча и пристально посмотрел на мистера Питерса, потом сказал:
— Наверное, вам это не приходило в голову, но мне действительно не нужны эти три тысячи. Мне кажется, мой друг, что столь долгое общение с людьми преступного мира полностью отбило у вас чутье на порядочных людей.
— Понимаю, так называемые моральные принципы… — начал было устало мистер Питерс, но передумал и заговорил тем тоном, каким добродушный человек говорит со своим почему-то заартачившимся пьяным приятелем: — Конечно, мы можем поставить полицию в известность после того, как получим деньги и скроемся. Это будет мудрый ход, потому что мы обезопасим себя на будущее. Мы пошлем в полицию анонимный донос на Димитриоса, как это он сам сделал когда-то. — В голосе мистера Питерса зазвучали злорадные нотки, но он сразу же помрачнел. — Нет, это невозможно. Ведь турки обязательно укажут на вас, мистер Латимер. Нет, мы не можем рисковать!
Латимер, занятый своими мыслями, почти его не слушал. Да, все получилось совсем не так, как он предполагал, и теперь надо было найти хоть какой-то достойный выход из этой безумной затеи. Сейчас он должен был сделать выбор: либо вернуться в Афины и предоставить мистера Питерса его собственной судьбе, либо остаться и сыграть свою роль в этой гротескной комедии до конца. Он решил выбрать второе, потому что первое показалось ему отвратительным. Ему нечего было сказать, и, чтобы выиграть время, он достал сигарету и закурил.
— Ну хорошо, — сказал он медленно, выпуская дым. — Я сделаю все, что вы просите. Но я ставлю при этом свои условия.
— Условия, — повторил мистер Питерс, точно эхо, и закусил свою толстую нижнюю губу. — Мне кажется, я и так достаточно щедр, отдавая вам половину. Поймите, мои расходы на расследование…
— Минуточку. Вы ведь еще их не выслушали. Первое вам будет очень легко выполнить. Итак, я полностью отказываюсь от своей доли, и вы можете взять себе все деньги, которые выжмете из Димитриоса. Второе…
Он замолчал, привлеченный гаммой чувств, пробежавших по лицу мистера Питерса. Вначале это была радость, затем недоумение, потом слезящиеся глазки мистера Питерса сузились до предела, и он выдавил из себя:
— Я ничего не могу понять, мистер Латимер, но если это какая-нибудь глупая выходка…
— Нет, нет, мистер Питерс, ни то и ни другое. Вот вы только что упомянули моральные принципы, не так ли? Быть может, и так. Но вряд ли, ведь я участвую в шантаже, хотя и отказываюсь воспользоваться его плодами. Очевидно, так будет лучше для вас.