Мы смогли даже похихикать. Хотя горло и давило, а улыбка всё норовила разъехаться в плаксивую гримасу.
Потом мы встали, включили свет и принялись за дело: распотрошили мой шифоньер и уплотнили в нём мои вещи, оставив место для вещей Инны. Кое-что забросили на антресоли, потом затащили в комнату маму, хотя она упиралась - ах, какой предпраздничный концерт шёл! Но уборка и распределение вещей по местам воодушевили и её. Вскоре некоторые мои вещи, летние в основном, которые я обычно оставляла на зиму в шкафу же, тоже переместились на антресоли, а мама пообещала выделить место в своём шкафу для верхней одежды Инны.
Через полчаса нашей суматошной подготовки ко сну (кроме мамы: "Вы что - такие передачи по телевизору - и я спать пойду?!") Инна задремала, тихонько сопя, явно пригреваясь, а потом, видимо, уснула глубоко - затихла...
Мне - хотелось присоединиться к маме.
Смотреть телевизор и ни о чём не думать.
И не видеть... Мало того что сна ни в одном глазу, так я постоянно видела Арсения... Он снова сидел в машине, прислонившись к спинке сиденья, и безразлично смотрел на снег. Белые вихри мягко лепились на ветровое стекло, смазанно отшвыривались порывами ветра... Время от времени Арсений прикладывался к бутылке, потом снова немигающе смотрел вперёд.
"Почему ты не идёшь домой?" - мысленно спросила я.
"Там пусто. И пустынно. Что там делать..." - с досадой отвечал он.
"А что делать здесь? Пить? Зачем? Что тебе это даст?"
"Это привычно. Это даёт возможность забыться. И не спустить с поводка своих бешеных псов", - угрюмо сказал он. И снова поднял бутылку, не сводя глаз со снега.
"Пил бы дома, - тоже угрюмо посоветовала я. - Там хоть безопасно".
"Дома нет. Нет дома, понимаешь? Есть квартира - дома нет".
На это я промолчала. А что сказать? Укорить, что сам виноват? А смысл? Пьяного - не переубедишь. Тем более такого, как он. Зацикленного на своей идее, что я подстилка. В страшном сне не могла представить, что услышу такое про себя. Да ещё от человека, который - позвони он мне сейчас, немедленно выскочу в метель... Только бы позвал...
26
Задремала только к утру. И то снилось что-то кошмарное. То ли я летала, то ли стремительно неслась на какой-то машине - но всё время в снежной буре, которая мотала меня из стороны в сторону, то и дело стараясь перевернуть. Один раз разбудил вспыхнувший телефон - мой. Часа в два ночи - эсэмэска от Володи: "Яна, Арсений не появлялся?" Непослушными со сна пальцами отстукала под одеялом, чтобы не разбудить Инну: "Нет". И снова провалилась в полудрёму, в которой сидела за рулём машины. Та мчалась по невидимой в стремительных метелях дороге - казалось, под колёсами нет никакой поверхности, казалось - это снежные ветры несут машину, и вот-вот она перевернётся, и её начнёт швырять в стороны и закрутит...
Утром - темь за окном, да ещё и на самом деле метель - опять не спится. Открыла глаза. Будто и не закрывала. Тихонько шмыгнула с кресла-кровати, прихватив оба мобильника и охапку одежды, и закрылась на кухне. С вечера приготовленное полотенце позволило не шуметь в ванной, а умыться здесь же. Кроме того перед самым сном я предусмотрительно приготовила кастрюли с варёными овощами, поставив их на полу так, чтобы не греметь с утра. И сейчас, вооружившись ножом, я сначала быстро почистила всё сваренное с вечера для салатов, а затем принялась крошить... Верхний свет не включала, достаточно было лампы, поставленной на холодильник.
Крошила машинально. Время от времени поглядывала в окно, на дорогу с редкими машинами на ней, на дорогу, которая и сама летела вместе с сильной бело-серой позёмкой по ней. Поглядывала и на два мобильника, специально положенных поблизости на полотенце, чтобы взять сразу, если что, а не грязными или мокрыми руками.
Арсений... Легко сказать - забыть. Говорить вообще легко... А если он перед глазами постоянно? И почему-то вспоминается вся череда недавних дней, когда мне было так хорошо с ним... И жирная, грязная точка в конце этой череды.
Хватит. Сколько можно о нём.
Лучше бы наушники взяла... Арсений притягивал меня со страшной силой. Точнее - думы о нём... Ничего не могла с этим поделать: размышляла и размышляла о нём. И главное - как и о чём размышляла!.. Сочувствовала. Ведь он думал обо мне как о байкерской подружке. Начиная с памятного воскресенья. Каково ему было во вторник, когда я так легко и сразу пошла, как говорится, на контакт? И каждым своим движением я будто уверяла его: "Да, я именно такая! Несмотря на то что похожа на твою сестру!" Он укреплялся с каждым моим движением к нему в той характеристике, которую беспечно, почти ничего не зная обо мне, дали мне байкеры. С каждым шагом... А я, ничего не подозревая, легкомысленно ликующая, что вот-вот преподнесу ему сюрприз, сама тянулась к нему... Ведь мне с ним было так уютно. Даже когда он смотрел сверху вниз...
Где он сейчас? Почему не отвечает друзьям? Может, выпил и теперь спит?
Головная боль, поселившаяся в виске со вчерашнего вечера, снова сильно уколола. Странно, обычно у меня если и болит голова, то это затылочная боль...
... Первой, слава Богу, проснулась Инна. Она открыла дверь на кухню - розовая после сна, сонная и мечтательно улыбающаяся. Я немедленно поставила на огонь чайничек с водой, которую поддерживала тёплой.
- Привет. Кофе будешь?
- Буду. А можно - я здесь умоюсь?
Я фыркнула. Ещё одна в ванную боится идти.
- Можно. Полотенце вот.
Пока готовила кофе, убрала со стола посуду, которую использовала для работы. Вскоре мы присели у стола и вполголоса стали обсуждать, как доедем до дома Инны и что именно возьмём из её вещей.
Мама застала нас под конец кофепития и очень иззавидовалась: ей-то нельзя - повышенное давление.
Потом бегом начали собираться для налёта на квартиру.
При виде начищенного и накрошенного мной мама охнула и сказала, что в общем-то больше и не стоит ничего делать на кухне, поскольку то, что приготовила я, осталось лишь смешать в определённых пропорциях и выставить на стол, приправив какой-нибудь подливой. В ответ на это Инна сказала: пропорции будет составлять она сама, потому что ей стыдно, что она бросает свою маму на нас. На что моя мама ответила:
- Ничего! Перетерпим!
Мы с Инной, одетые и уже у порога, посмеялись и вышли.
- Яна, а почему ты оделась так? - уже у лифта спросила Инна.
- Эта штука не продувается, - сказала я и продемонстрировала, какая плотная у меня кожанка, привезённая Лёшкой. - А на улице метель. Так что самое то.
Инна посмотрела на мою трикотажную спортивную шапочку, но ничего не сказала. Сама она надела привычную шубку и меховую шапочку-таблетку, из-под которой задорно вились светло-русые кудряшки. Мы спустились, причём я шутливо изобразила, что открываю для Инны дверь, специально пройдя вперёд и придерживая её. А сама в это время напряжённо стояла, прислушиваясь: здесь ли Арсений?.. Если он здесь и был, я его не чувствовала. Скрепя сердце я поднялась наверх, к дому Димки, где Инна оставила свою машину. Оглянулась на конец своего дома.
Несколько машин. Все заснеженные. И не понять, есть ли среди них бентли...
Ощущая себя грабителями-налётчиками, мы подъехали к дому, где совсем недавно жила Инна. Перед тем как свернуть к дому, Инна остановила машину на стоянке у магазина, а не у подъездов с нужной стороны. Я ничего не стала спрашивать, только терпеливо ждала, пока она коротко вздохнёт, приглядываясь к дому, посидит немного и снова возьмётся ехать...
Что ж... Если на подъезде к дому Инна выглядела какой-то зажато надломленной, то сейчас рядом со мной сидела решительная женщина, явно перешагнувшая какую-то границу в душе или в мыслях. Я поглядывала на неё исподтишка, и на сердце всё больше теплело: хоть один важный в моей жизни человек кардинально изменил свою жизнь перед Новым годом! Я-то что! У меня было всего лишь маленькое, с неделю всего приключение, которое, если уж называть вещи своими именами, даже и любовным не назовёшь. А после - возвращение на круги своя... А у Инны - другое. Столько лет мучиться - и наконец получить заслуженную награду за терпение...