— Меллиса, ты снова становишься невозможной, — печально сказала сестра Генриетта. — Почему, начиная с Троициного дня* и до самого октября, в тебя словно бес вселяется? Я давно заметила.
— Лето, — коротко ответила мадемуазель.
Сестра Генриетта вздохнула еще более сокрушенно и бессильно.
— Но зачем же ты убегаешь с прогулок? Ведь вам постоянно разрешают играть на свежем воздухе.
— Мне с ними скучно.
— На тебя все жалуются.
— Они дуры!
— Нельзя так говорить о сестрах! Терпению всех людей есть предел, понимаешь? И даже долготерпение Господне не безгранично. Третьего дня ты увела своих подружек в лес и сорвала занятия чтением. Вас еле нашли с собаками!
— Мы хотели увидеть фей, — неохотно пояснила Меллиса.
— Вчера ты влезла на крышу вместе с Мари-Жанн и Люси Труве. Вы могли упасть вниз!
— Мы хотели посмотреть, отчего двигается флюгер.
— Посмотрели? А на прошлой неделе, это ведь страшно вспомнить! Вы с Катрин Бошан подбросили в постель мадам Доминик… дохлую крысу!
— И как только вы ухитряетесь всё запомнить, сестра Генриетта, — хмуро заметила девочка.
— А сегодня… — сестра была вынуждена перевести дыхание. Перечислить все "подвиги" мадемуазели де Бриз было непросто. Она снова положила руку на плечо девочки: — Твоим выходкам нет предела. Ты стала худшей воспитанницей нашего заведения. И мадам Доминик говорила…
— Мадам Доминик — толстая жаба!
— Меллиса!! Как ты можешь так говорить…
— Не знаю. Я всегда говорю правду, а вы все ругаетесь и всегда врёте! — отрезала девочка, отстраняясь от воспитательницы. Но сестра Генриетта снова притянула ее к себе.
— Однажды я не смогу защитить тебя от сурового наказания. Ты будешь жалеть, что была такой… неблагоразумной.
— Опять врёте! — усмехнулась Меллиса. — Думаете, я не знаю, что не ваши желания, а правила приюта запрещают грубо обращаться с детьми. Можете грозить остальным, но не мне.
— Нельзя так разговаривать, как ты. Такими словами. Так двигаться и дергать плечом тоже нельзя!
— Почему?
— Потому что ты девочка.
Меллиса вздохнула сквозь сжатые зубы, словно дракон, выдувающий пламя. Более глупой по ее мнению отговорки и быть не могло. Она ненавидела белокурую безмозглую куклу — Вивианн де Граншан — ябеду и подлизу. Вот кто был образцом "девочки"!
Капризная, надменная, высокородная Вивианн была ее злейшим врагом и соперницей. Она накручивала на палец белые локоны, капризно морщила носик и щурила прозрачные голубые глазки. Кроме того, поднимала дикий очень женственный визг по любому поводу. И ее поведение считалось ангельски безупречным. Но не всем же быть такими, как Вивианн!
Поэтому, по привычке резко вздернув остреньким плечиком, Меллисс промолчала. А сестра Генриетта продолжала уговаривать самую упрямую девчонку на свете снизойти до правил приюта. Уважать всех и немного укротить свой буйный характер.
— Когда-нибудь, Меллисс, ты вспомнишь нас с благодарностью, — перекрестившись, сказала сестра Генриетта, усадив девочку за стол в рабочей комнатке и положив перед ней начатую салфетку и коробку с нитками.
— Когда?
— Когда-нибудь в будущем…
Когда речь заходила о ее радужном будущем, мадемуазель де Бриз всегда проявляла большой интерес и готова была слушать сколько угодно. И рассказывать тоже могла без конца. Но сейчас у сестры воспитательницы больше не было времени говорить с ней. Она потребовала от девочки обещания никуда не выходить, пока за ней не придут вечером; закрыла дверь снаружи на ключ; снова перекрестилась и ушла.
Несмотря на замок в двери, обещание было не лишним, ведь для мадемуазели не существовало, к сожалению, разницы между дверью и окнами, а высота не служила препятствием, даже если это высота тридцати футов* каменных стен. И сестра Генриетта прекрасно об этом знала…
* День Святой Троицы — пятидесятый день после Пасхи.
* около 12 метров.
Глава 2
Приют Святой Анны, как и большинство подобных заведений, принадлежал монастырю. Но, в отличие от многих, располагался в монастырских стенах полностью автономно. У него было отдельное помещение, свой выход за крепостные стены и своя жизнь. Половина воспитательниц были сестрами монастыря Святой Анны, но немало учителей и учительниц читали светские предметы и даже не всегда жили при заведении. У многих были квартиры в Ларшане — ближайшем городке.