Ранее мне не раз доводилось присутствовать на представлениях в этом зале, и я хорошо знал, что нас ожидает. Двухчасовое напыщенное зрелище, оглушающее органы чувств, но не дающее пищи для ума, для души. Возвышенные эффекты, глубинные реакции зрителя, которые способна исторгнуть драматургия, оставались вне спектра воздействия барнумовской театральной машины. Последовавшее на сцене действо полностью соответствовало моим ожиданиям. Вся первая половина представления оказалась посвященной всевозможным трюкам, курьезам, вульгарным фокусам, фривольным миниатюрам. Не обошлось без герра Якоба Дрисбаха с его «железными челюстями» — он поднимал зубами сорокагаллонную бочку, до краев наполненную водой. Выступила несколько вызывающе одетая — или, скорее, раздетая — воздушная акробатка мадмуазель Виктория, Королева Воздушной Паутины, появилась ученая пегашка по имени Ньютон, копытом отбивавшая результаты несложных математических вычислений. Барнум, как всегда, потакал вкусам публики, не заботясь о ее развитии и воспитании. Все эти забавы вызвали воодушевленную реакцию зала.
Главная часть вечера началась, однако, лишь после краткого перерыва. Когда поднялся занавес, публика замерла от удивления и восхищения. Эти чувства разделяли мои дорогие жена и теща. Даже я вынужден был признать, что Барнум пошел на определенные затраты финансов и времени.
Декорации и реквизит преобразили сцену, сделав ее весьма похожей на ночной Бродвей у пересечения с Энн-стрит. На перекрестке этом собралась толпа негодяев, готовых к штурму Американского музея. Негодяев из Бауэри изображали несколько дюжин барнумовских служащих, выряженных в живописные лохмотья. Лидера опасных оборванцев изображал «арабский гигант» полковник Раут Гошен. Он неожиданно выразительно, с уместной мимикой и жестикуляцией, произнес несколько длинноватый монолог, призывая свои орды варваров разнести в щепки барнумовское заведение, которое он обозначил как «величественный монумент наук, искусств, культуры и цивилизации», тем самым представляющий ненавистный, нетерпимый жупел для низших классов населения.
Затем сцена мгновенно преобразилась и представила уже фойе музея. Иллюзия «мгновенности» преобразования достигалась за счет поворота громадной платформы с закрепленными на ней декорациями. В пустынный поначалу вестибюль ввалилась толпа Гошена, горя желанием вздернуть вождя Медвежьего Волка. И противостоял этой толпе сам Барнум, Великий и Могучий! Картинно воздев длань, Барнум разразился длинной речью о великих принципах демократии, коими руководствуется наша великая американская нация.
Эта речь растрогала зрительный зал, неоднократно прерывавший оратора взрывами аплодисментов, но совершенно не затронула зачерствевшие души погрязших в пороке бунтовщиков. Более того, она заметно разъярила толпу негодяев. Непочтительно отпихнув Барнума в сторону, они рванулись к лестнице, макет нижней части которой присутствовал на сцене. Через мгновение Гошен и несколько его приспешников уже вели вниз индейского вождя. Медвежьего Волка Барнум каким-то образом уговорил — скорее, принудил — согласиться на участие в спектакле, где старый воин представлял самого себя. Вот уже готова петля — ситуация кажется безнадежной!
Но тут распахнулась входная дверь, и на сцене появилась крохотная фигурка, едва двух футов ростом. Карлик был обряжен в костюм и шляпу, полностью повторяющие наряд Карсона в тот памятный вечер, вплоть до бахромы на груди и рукавах. Роль Карсона в спектакле исполнил Генерал Том-с-Ноготок, талантливейший член труппы Барнума. Его комическая интерпретация различных исторических персонажей, включая Фридриха Великого и императора Наполеона, вызывала заслуженное восхищение публики, включая и британскую королеву Викторию, удостоившую Генерала Тома аудиенции во время европейских гастролей.
Появление карлика аудитория встретила овацией, вставанием с мест и приветственными криками. Том вразвалочку проследовал к краю сцены, небрежно смахнул с головы большую «западную» шляпу, отвесил публике глубокий поклон и кивнул дирижеру оркестра, тут же грянувшего лихой кавалерийский марш. Переждав вступление, крохотный герой вступил со своими куплетами. Голос у него был тонкий, пронзительный, но весьма приятный, и слухом Том отличался замечательным. Начало песенки некий неизвестный современникам (и, без сомнения, потомкам) поэтический гений скомпоновал следующим образом:
И далее в том же духе.
Это безудержное самовосхваление исторгло из аудитории новый взрыв аплодисментов. Даже Карсона, который мог бы и возразить против представления своей особы двадцатипятидюймовым карликом, песенка эта вовсе не покоробила.
Завершив соло, Том-с-Ноготок повернулся к негодяям и потребовал немедленно освободить Медвежьего Волка. Гошен это справедливое требование тут же отверг, сопроводив отказ презрительным смехом. Вынужденный прибегнуть к более устрашающим мерам, Том-с-Ноготок для начала исполнил воинственную пляску-флинг шотландских горцев. Затем для вящего воздействия крутанул пару сальто, попрыгал на руках и на ногах, заставив противника ошеломленно застыть в ужасе. После этого карлик извлек из-за пояса крохотный пистолет с неожиданно большим числом зарядов и трескучей серией выстрелов выбил из рук бандитов оружие, шумно попадавшее на сцену. Наконец вскочил на услужливо подставленную ладонь гиганта Гошена и нокаутировал последнего мощным ударом в воздух около носа.
Финал и апофеоз: все участники представления собираются на сцене и с воодушевлением исполняют «Колумбия, храни тебя Господь» — кроме Медвежьего Волка, застывшего в стороне с непроницаемым выражением лица и руками, скрещенными на груди.
Зрительный зал хлопал, топал, оглушительно орал «Ура!», «Браво!», свистел и гикал. Немного погодя Барнум, выйдя вперед из толпы актеров, постепенно добился внимания и представил почтеннейшей публике «Нестора прерий, Галахада Скалистых Гор, величайшего, храбрейшего героя, мужественнейшего представителя сильного пола нации — Кристофера! — Кита! — Карсона!!!» Шум возобновился с новой силой, объектом внимания на этот раз оказался, однако, скаут, смущенно поднявшийся с места и без всякого удовольствия принимавший поклонение уставившейся на нашу ложу толпы.
Когда наконец публика, все еще жужжа от возбуждения, начала покидать зрительный зал, мы направились на поиски Барнума, чтобы поздравить его с успехом.
— Да, триумф, иного слова не подберешь, — объявил Барнум. — Величайший вечер со времен Шахерезады. Каков генерал! Боги, боги, видели вы такого гениального исполнителя? Малыш — чистое чудо, девятнадцать фунтов таланта! Я думаю, Кит, вы тоже восхищены его сценическим мастерством.
— Да, интересное было представление, — ответил скаут. — Не припомню, правда, когда я там джигу отплясывал…
— Ну-ну, автор имеет право на художественный вымысел. Нельзя ожидать от пьесы стопроцентной исторической достоверности. Главное — суть схвачена и передана верно, — Барнум воздел указательный палец к потолку. — А тут Том-с-Ноготок неподражаем. Всегда схватывает на лету. Бог мой, видели бы вы его Вашингтона в Вэлли-Фордж, ведущего солдат под декламацию «Страна моя!». Прямо чувствуешь себя там, с Континентальной армией, слышишь голос старика Джорджа, чувствуешь, как бьется его пламенное сердце! Кит, уверен, что не хочешь остаться с нами еще на недельку-другую? — снова принялся Барнум за обработку скаута. — Мы бы такую операцию провернули! Пара представлений в день, порадовал бы публику цветастым анекдотцем с Запада, крутнул бы стволом… Можно было б вам с Медвежьим Волком показательное сражение учинить. Сбор бы был!
— Спасибо, но нам с парнем пора домой.
— Жаль, — вздохнул Барнум. — Но помни, коль надоест там с бизонами да бандитами воевать, тропы в Калифорнию нашаривать, то жду! Сразу ко мне! И мастер Иеремия тоже желанный гость, — Барнум наклонился к ребенку, протягивая ему извлеченный из внутреннего кармана бумажный прямоугольничек. — Вот тебе на память.