— Истинная правда, мистер Лоу, сэр! Кое-как, кое-как… — донеслось от конторки.
Неловко было признавать, что я, знакомый Пратта, не знаю, где он проживает.
— Видите ли, мистер Лоу, я давно не посещал Гарри, боюсь, что не найду… — начал я неуверенно, боясь возбудить у хитрого законника подозрения.
Лоу, однако, сразу сообщил, что молодой человек живет на Голд-стрит, 48, совсем рядом.
— Раз уж вы к нему пойдете, может, захватите и книжку, — добавил он, указав на незанятый стол. Взглянув в направлении его жеста, я заметил на кипе бумаг тоненький томик в твердом переплете зеленой кожи.
— Если Гарри заболел, то это его развлечет, — продолжал Лоу. — Посмотрели бы вы на него во время перерыва. Сидит себе, сэндвич щиплет да хихикает над этой книжицей, каждой строчке радуется.
Я подошел к столу, взял книгу и раскрыл ее. Тот самый экземпляр «Гудибраса» Сэмюеля Батлера, за которым Гарри Пратт приходил на прошлой неделе к Уайэту. Уже собираясь закрыть книгу, я заметил на обороте обложки табличку с гравировкой: «Ex libris Л. Гаррисона Пратта».
— Л. Гаррисон Пратт? — удивился я вслух.
— О да, его полное имя. Л. означает Лохинвар. Придумали, тоже, имя для ребенка! Гарри его терпеть не может и никогда не употребляет.
— Должно быть, отец его страстный поклонник сэра Вальтер Скотта, — задумчиво предположил я. — Имя это принадлежит доблестному юному рыцарю, герою трогательной, хотя, к сожалению, и безнадежно устаревшей поэмы «Мармион».
— Конечно, конечно. Я вам верю. Удивительно, как только родители своих детей ни называют. Поверите, мне однажды попался клиент по имени Плотинус Плинлиммон.[32]
— Это что, — проскрипел со своей высокой табуретки мистер Милбурн. — Знал я одного парня по имени Бен Довер.[33]
— Да ну? — изумился Лоу. — Бен Довер! Ха-ха-ха!
Тут я вежливо извинился, откланялся и оставил контору.
Шагая к жилищу Пратта, я обдумывал только что полученную информацию. В резиденции Уайэта, как, конечно, помнит читатель, Карсон обнаружил в пепле крохотный фрагмент рукописи. Мы смогли различить на этом обугленном клочке бумаги две буквы: Lo. Но ведь точно так же начинается и имя Пратта! Если это так, то напрашивается предположение, что уничтоженный документ носил опасный для молодого человека характер. Пратт стремился уничтожить документ, в чем и преуспел. Уайэт же, с этим документом знакомый и содержание его прочитавший, подлежал уничтожению по той же причине. Таким образом, темная тайна Пратта осталась нераскрытой.
Менее чем через пять минут я достиг дверей дома на Голд-стрит. Четырехэтажное строение, судя по фасаду, когда-то представляло собой особняк, частную резиденцию состоятельного владельца. Теперь же, как и многие другие, дом поделили на множество квартир и закутков, в которых проживала менее респектабельная публика.
Не зная, за какой дверью искать Пратта, я постучался в несколько первых попавшихся. Одна из откликнувшихся на стук, пожилая женщина, направила меня на третий этаж, в номер пятнадцатый, где и проживал «этот приятный молодой человек», как она его охарактеризовала. Взбегая по лестнице, я получил возможность ознакомиться с букетом кухонных ароматов, в котором преобладала капуста белокочанная вареная. Обнаружив дверь Пратта, я решительно в нее постучал.
Не получив ответа, я постучал снова. С тем же результатом. Очевидно, Пратта нет дома, подумал я и весьма сильно расстроился. Машинально я взялся за ручку и повернул ее. Дверь подалась.
Медленно открыв дверь, я всунул голову в комнату и громко произнес:
— Хелло, есть кто-нибудь?
Молчание.
Я шагнул внутрь, закрыл за собою дверь и огляделся. Номер пятнадцатый состоял из единственной скудно обставленной комнаты. Ни ковра на полу, ни картины на стене; ничего, смягчающего впечатление крайней — почти спартанской — строгости. Из мебели лишь узкая, аккуратно заправленная кровать, примитивная многоэтажная книжная полка, исполненная из дубовых досок и строительных кирпичей, на которой размещались несколько десятков томов в кожаных переплетах; древний стул красного дерева да шаткий письменный стол, поверхность которого оживляли чернильница, несколько перьев, перочинный нож и тонкий журнал в обложке из мраморной бумаги. Типичное обиталище молодого холостяка-аскета с литературными наклонностями и единственной слабостью в виде небольшой, но неуклонно растущей личной библиотеки.
Незапертая дверь допускала два объяснения. Пратт, не обладая имуществом сколько-нибудь значительной ценности, кроме книг (интересных лишь такому же, как он сам, библиофилу), не считал нужным запирать дверь. Второе — он вышел на минутку и сейчас вернется.