Он сидел так минуты три, и ни Элдон, ни я не шевелились — мы лишь слегка поворачивали головы, стараясь услышать то, что слышал он.
В тот момент, однако, нельзя было сказать, что именно он слушал: снаружи поднялся ветер, внизу бормотало и грохотало о берег море. Над этим шумом поднимался голос какой-то ночной птицы — жуткое завывание, которого я раньше никогда не слышал. А у нас над головами, на чердаке старого дома, не прекращался шорох, как будто ветер проникал сквозь какое-то отверстие внутрь и шелестел где-то в комнате.
Все эти три минуты никто из нас не пошевелился, никто не заговорил. Затем лицо дядюшки вдруг исказилось яростью, он вскочил па ноги, подбежал к открытому окну, которое выходило на восток, и захлопнул его с такой силой, что я побоялся, стекло не выдержит. Но оно выдержало. Мгновение он стоял там, что-то бормоча себе под нос; потом обернулся и поспешил к нам, и его черты снова были спокойны и дружелюбны.
— Ну что ж, спокойной ночи, мой мальчик. У меня еще много работы. Чувствуй себя здесь как дома — как обычно.
Мы попрощались — снова за руку, слегка церемонно — и вышли.
Элдон не произнес ни слова, пока мы вновь не спустились в его комнаты. Там я увидел, что его всего трясет. Он обессилено рухнул в кресло и закрыл лицо руками, бормоча:
— Ты видишь!.. Я говорил тебе, какой он. И это ничего…
— Ну, я не думаю, что тебе стоит беспокоиться, — попытался успокоить его я. — Во-первых, я знаком с огромным количеством людей, которые мысленно продолжают напряженно работать даже во время разговора и имеют привычку внезапно умолкать, когда им в голову приходит какая-нибудь идея. Что же касается эпизода с окном… Признаюсь честно, я не могу попытаться объяснить его, но…
— Ох, это был не отец, — вдруг перебил меня Элдон. — Это был крик, зов снаружи — то завывание.
— Я думал, это птица, — неуклюже ответил на это я.
— Не бывает таких птиц, которые так кричат; к тому же, перелеты еще не начались, если не считать малиновок… Это было оно — говорю тебе, Дэйв: что бы там так ни кричало, оно разговаривало с моим отцом!..
Несколько мгновений я был слишком ошарашен, чтобы что-то на это сказать, — не из-за убийственной серьезности брата, а потому, что сам не мог отрицать: дядя Аза действительно вел себя так, будто с ним кто-то заговорил. Я встал и прошелся по комнате, то и дело посматривая на Элдона; но было совершенно очевидно, что ему не нужна была моя вера в то, в чем он сам был убежден. Поэтому я снова сел с ним рядом.
— Если мы допустим, что оно так и есть, Элдон, то что именно может разговаривать с твоим отцом?
— Я не знаю. Впервые я услышал это месяц назад. В тот раз отец казался очень испуганным; вскорости я услышал это скова. Я пытался выяснить, откуда оно доносится, но ничего узнать не смог: во второй раз оно казалось, доносилось с моря, как и сегодня. Впоследствии я был убежден, что оно идет откуда-то сверху, а однажды был готов поклясться, что слышу его из-под дома. Вскоре после этого я услышал и музыку — зловещую музыку, прекрасную, полную зла. Я думал, что она мне снится, поскольку сна вызывала во мне странные фантастические сны о каком-то месте далеко от Земли, но связанном с нею какой-то дьявольской цепью… Я не могу описать, эти сны хоть сколько-нибудь объективно. И примерно в то же время я впервые ощутил шаги. Могу поклясться тебе, что они доносились откуда-то из воздуха, хотя как-то раз я слышал их из-под земли — то были шаги не человека, а чего-то гораздо большего. Примерно тогда же мы стали находить влажные ручки, а во всем доме начало странно пахнуть рыбой. Кажется, этот запах сильнее всего сразу возле комнат отца.
В любом другом случае я бы счел все, что мне говорил Элдон, результатом какой-нибудь болезни, неизвестной ни ему, ни мне, но, по правде говоря, пара вещей, о которых он рассказывал, пробудила во мне некие струны памяти, которая только-только начала смыкать края пропасти между прозаическим настоящим и тем прошлым, в котором мне суждено было познакомиться с определенными аспектами, так сказать, темной стороны жизни. Поэтому я ничего ему не ответил, пытаясь определить, чего именно сам ищу в глубоких каналах своей памяти, но не мог этого сделать. Однако мне удалось признать какую-то связь между рассказом Элдона и некими омерзительными, и запретными описаниями, сберегаемыми в библиотеке Мискатоникского университета.