— Но я обещал епископу Блуа битву, задуманную и исполненную мною, во славу Иисуса Христа!
— Это трудно выполнить, имея только четырех человек и то без надлежащего снаряжения.
— Я думал, ты поможешь.
— Что я могу сделать?
— Одолжи мне рыцарей.
— Тамплиеров?
— Ты же ими командуешь.
Алоис поджал губы.
— Мы в нашем Ордене все братья во Христе. Я лишь руковожу этим хозяйством как островком безопасности и отдыха. Не более того.
— Ты можешь убедить своих братьев.
— Последовать за тобой?
— Да, во славу Господа.
— Конкретнее?
— Чтобы захватить Гроб Господень!
— Ха, ха. Мы, христиане, уже владеем Иерусалимом, родственник. Голгофа, Гроб Господень и место старого храма Соломона. Что еще хотел бы ты захватить — как акт покаяния?
— Ну, я…
— Послушай! Какими средствами ты располагаешь?
— Ну… ничего, кроме того, что со мной.
— А дома?
— Моя фамильная честь. Герб, который упоминается раньше, чем герб Карла Великого. Имение в семьдесят тысяч акров превосходной земли в долине рядом с Орлеаном, подаренной старым королем Филиппом в год его смерти.
— Ничего твоего собственного?
— Жена…
— Ничего действительно ценного?
— Участок или два…
— Какой площади?
— Три тысячи акров.
— Чистые и без долгов?
— От моего отца.
— Не хотел бы ты использовать их как коллатераль?
— Коллат… что?
— Залог. Под него Орден может одолжить тебе денег, на которые ты наймешь вооруженных рыцарей и купишь лошадей, вооружение, продовольствие. В обмен на это ты обещаешь нам вернуть долги с процентами.
— Грех стяжательства!
— Это неподходящее слово, кузен.
— Какова сумма денег?
— Я полагаю, Орден мог бы одолжить тебе 36000 пиастров. Это соответствует 1200 сирийским динарам.
— Сколько же это в деньгах?
— В пять раз больше, чем сумма, которую потребовали за убийцу сарацинского короля в этой стране. Подумай о количестве откупных, которые мы, тамплиеры и другие монашеские ордена получили, когда Генрих Английский устранил Бекета, простого монаха. А тут убийство короля!
— Так на эти деньги можно купить людей, оружие и преданность?
— Все, что тебе нужно.
— А как во всем этом будет участвовать моя земля?
— Ты выплатишь долг и проценты из захваченной добычи. Если же не сможешь уплатить, твой земельный надел перейдет к нам.
— Я уплачу вам.
— Конечно же. Так что твоя земля вне опасности, не так ли?
— Я думаю, да… Я должен дать обещание перед Господом, как христианин и рыцарь?
— Я с удовольствием ограничился бы твоим обещанием. Но моим начальникам в Иерусалиме нужна бумага. Я могу умереть, но твой долг перед орденом останется.
— Я понимаю.
— Хорошо. Я подготовлю бумагу. Тебе останется только поставить подпись.
— И тогда я получу деньги?
— Ну, не сразу. Мы должны послать гонца в Иерусалим за благословением Жерара де Ридерфорда, нашего Магистра.
— Ясно. Сколько это займет времени?
— Недельное путешествие, туда и обратно.
— А где в этой гостеприимной стране я буду есть и пить все это время?
— Что за вопрос? Конечно, здесь. Ты будешь гостем Ордена.
— Спасибо, родственник. Теперь ты говоришь, как истинный норманн.
Алоис де Медок улыбнулся.
— Не думай об этом. До обеда у тебя есть время почистить сапоги.
Стол в покоях Жерара де Ридерфорда, Магистра Ордена Тамплиеров, был семи локтей в длину и трех в ширину. Однако он вряд ли занимал все место, отведенное Магистру в Иерусалимской Общине.
Сарацинские мастера вырезали на длинных боковинах стола украшение из норманнских лиц — овал за овалом с широко раскрытыми глазами под коническими стальными шлемами; пышные усы над квадратными зубами; уши, как ручки кувшинов, переплетающиеся от одной головы к другой.
Томас Амнет внимательно смотрел на эту цепочку голов, сразу же угадав прототип карикатуры. Господи, сказал он сам себе, как же эти бедные создания должны ненавидеть нас! Западные варвары, удерживающие их города силой оружия, верой в Бога-Плотника и более старого Бога-Духа.
— Что ты там колдуешь, Томас?
— А? Что Вы сказали, Жерар?
— Ты так углубился в изучение края стола, что совсем не слышал меня.
— Я слышал Вас достаточно хорошо. Вы хотели знать, достоин ли Ги де Лузиньян короны.
— Выбирает Бог, Томас.
— Или, в некотором смысле, Сибилла. Она мать покойного короля Валбуина, сестра Балдуина, прокаженного короля, который был до него, и дочь короля Амальрика. И теперь она взяла Ги в супруги.
— Это еще не делает его королем, — напомнил Жерар. — Все, что я хочу знать, это должен ли орден Тамплиеров поддерживать Ги или употребить свой вес для того, чтобы выбрать принца Антиохии?
— Вы имеете в виду при условии, что сначала этот принц Рейнальд решит, что не будет пытаться силой захватить трон?
— Конечно, конечно. А если он попытается?
— Рейнальд де Шатильон — чудовище — Вы это уже знаете, мой господин.
— Когда патриарх Антиохии проклял Рейнальда за грабеж Императора Мануэля в Константинополе, — продолжал Амнет, — принц приказал своему парикмахеру обрить старику голову и бороду, оставив ожерелье и корону из неглубоких порезов вокруг глаз и горла. Потом Рейнальд смазал эти раны медом и держал Патриарха на высокой башне под полуденным солнцем, пока мухи чуть не свели его с ума.
— Рейнальд напал и разграбил поселения на Кипре, за три недели сжег их церкви — церкви, Жерар! — и урожай, убивал крестьян, насиловал женщин, резал скот. Этот остров не оправится от Рейнальда де Шатильона и за поколение.
— Вряд ли он действовал из благих побуждений, когда захватил корабль в Красном Море и сжег флот, везущий паломников в Медину. Ходили слухи, что он собирался захватить Мекку и сжечь этот святой город до последней головешки. Он смеялся над криками о помощи и обещаниями тонущих паломников…
— Но, Томас, разве это не обязанность христианина убивать неверных?
— С одной стороны, он громит христиан на Кипре. С другой — расправляется с сарацинами в Медине. Король Саладин, Защитник Ислама, поклялся отомстить этому человеку — так же, как и император Константинополя. Рейнальд де Шатильон представляет угрозу для любого в пределах досягаемости меча.
— Так что, ты советуешь мне поддержать Ги?
— Ги дурак и будет наихудшим королем, который когда-либо здесь был.
— Ты предлагаешь мне выбор между дураком и бешеным псом. Скажи, Томас, ты видел царствование Ги — от Рождества Христова 1180 до Рождества Христова-только-ты-и-дьявол-знает-какого в своем Камне?
— В Камне, Господин? Неужели нужен Камень, чтобы увидеть то, что может разглядеть ребенок своими собственными глазами? Именно Ги устроил в Араде резню мирных бедуинских племен и их стад, просто чтобы позлить христианских лордов, получающих с них дань.
— Томас, я вновь спрашиваю, разве это неверно, убивать язычников?
— Неверно? Я не сказал неверно. Только глупо, мой Господин. Когда нас здесь один на тысячу. Когда каждый француз, чтобы оказаться в этой стране должен переплыть море и проехать по пыльным дорогам, сражаясь с пиратами, язычниками и разбойниками, грабящими караваны, и с кровавым восстанием собственных кишок. Когда тысячи неверных вырастают из песка как трава после весенних дождей, и каждый вооружен острым, как бритва, клинком и воодушевлен верностью своим языческим вождям. Так что будет только мудро отложить наши рассуждения о том, что правильно и неправильно и оставить спящих бедуинов лежать у своих колодцев и получать с них дань.