Новые данные в историю болезни заносились с числами, и постепенно ко мне вернулось настоящее ощущение времени. Текли дни и недели, недели складывались в месяцы, а мое окно в мир тем временем росло и превращалось в огромный панорамный экран…
Больничный компьютер имел канал связи с полицейским, медицинская библиотека связывалась с университетским компьютером, тот — с военным, а этот — с метеорологическим и так далее. А по пути встречались банковские компьютеры, машины проектных фирм, частные компьютеры, выходы на иностранные системы…
При желании я мог «бродить» по всему свету, быть в курсе последних новостей, читать книги, в считанные секунды отыскивать необходимые факты, наблюдать за любыми спортивными играми и событиями реальной жизни…
Я научился укрощать магнитные потоки.
Кликликлик.
Конечно, мне было небезразлично, что мое тело лежит без движения и без пользы. Но по крайней мере я снова стал частью большого мира. У меня появилось множество удивительных вещей, за которыми можно наблюдать. Забываясь, я мог целыми днями следить за какими-нибудь деловыми, политическими или военными манипуляциями с людьми, предметами, деньгами… Я видел, как одни корпорации захватывают другие, как проводятся экономические санкции в политически сложных ситуациях, как ведутся переговоры о профессиональном спортсмене экстра-класса, как гуманитарный университет реорганизуют в технический институт. Я предсказал самоубийство, заранее догадался об экономическом успехе океанографического концерна, присутствовал на операции по спасению потерянного спутника. Я уже не был одинок. Конечно, я хотел снова обрести свое нормально функционирующее тело, но по крайней мере мне перестали мерещиться разъедающие прикосновения безумия…
Я неоднократно задумывался — разумеется, задумывался, а как же? — о природе своей уникальной связи с машинами. Ни о чем подобном я раньше не слышал и не читал. Казалось, это какая-то неестественная форма телепатии — между человеком и машиной. Я не один раз пытался уловить мысли людей, находящихся рядом, но из этого решительно ничего не получалось. Судя по всему, мой дар имел строго определенную направленность. Я понимал, что, должно быть, родился с какими-то крохотными зачатками этой способности. Но она никогда не развилась бы, не попади я в уникальные обстоятельства.
Однако, как бы дар ни возник и ни развивался, мне оставалось только благодарить за него судьбу. У других пациентов — в лучшем состоянии, чем я, — были, возможно, в комнатах телевизоры. Я же прямо в голове мог подключаться практически ко всему миру.
…Шло время. История болезни показывала, что мое состояние неизменно. По-прежнему недостаточный вес, катетеры, электростимуляция кишечника. Время от времени внутривенные вливания. Регулярные дозы лекарств. Меня все так же переворачивали и перекладывали, но пролежни оставались. Показаний для дальнейшего хирургического вмешательства не было. Более того, один из неврологов предполагал, что я уже совершенно выжил из ума. Все говорило о том, что я остаюсь — и, скорее всего, до конца своих дней останусь — растением.
Любые попытки примириться с этой мыслью ни к чему хорошему не приводили: она преследовала меня и во сне и порой наяву. Я, конечно, досконально изучил свое состояние и все связанные с ним медицинские проблемы, но ничего обнадеживающего не нашел. Тем не менее поиски новых развлечений среди чудес информационной сети никогда не заслоняли для меня достижений медицины, которые могли бы помочь мне справиться со своим недугом.
Не помню точно, когда именно у меня возникло смутное чувство тревоги. Не по поводу своего состояния, нет. Ничто в моей истории болезни не предвещало неминуемой смерти или внезапного ухудшения. Я не принимал ни стоических поз, ни каких-либо решений о покорности судьбе, и во мне по-прежнему жила крохотная надежда на выздоровление. Меня не оставляла ничем не подтвержденная уверенность в том, что это самое «достижение медицины» все-таки появится и вернет мне полноценную жизнь. В этом я не мог себе отказать. А вот чувство тревоги объяснить гораздо труднее.
Когда я плутал по информационной сети, у меня иногда возникало впечатление, что кто-то смотрит мне через плечо. Поначалу это случалось редко, короткими наплывами, но вскоре такое ощущение стало приходить все чаще и чаще. Первое время я считал, что это просто параноидальные фантазии. В конце концов, я довольно долго находился в тяжелом состоянии, и это не могло не сказаться на мне, тем более что теперь у меня оставался только один способ как-то отвлечься, и способ в высшей степени необычный. То, что меня начали преследовать электронные призраки, видимо, просто реакция, рассуждал я, возможно, здоровая реакция, подчеркивающая, что я теперь замечаю, даже ищу что-то за пределами той заполненной моим «я» Вселенной, где мне довелось прожить так долго.