— Николь, нас много. И у нас все еще есть контакт с внешним миром. У нас есть радио… и, между прочим, оружие. — Жан тут же пожалел о сказанном, но девушка словно не слышала его.
— Ты помнишь историю Флоренсио Санчеса, не правда ли? Колумбийца, о котором нам рассказывал Хулио. Я представляю его как воплощение Ун Симиля, бога потустороннего мира, который мне совершенно не нравится. Хулио сказал нам, что он способен на все ради того, чтобы завладеть реликвиями майя. Я даже не хочу думать о том, будто он узнал, что мы отправились на поиски дара богов.
— Если бы этот Санчес хотел причинить нам вред, у него уже была для этого масса возможностей. Думаю, пропажа передатчика — это случайность. Когда мы вернемся в Париж, ты будешь смеяться над своими страхами.
Николь сделала над собой усилие и улыбнулась жениху.
— А вдруг замысел колумбийца, или кто он там есть, заключается в том, чтобы мы сделали всю работу, а ему досталась награда? Я сожалею, Жан, но не могу перестать размышлять об этом.
Архитектор прижал ее к себе изо всех сил, изображая при этом беспечность. Он не признался девушке в том, что эту версию он считал вполне вероятной.
Прибытие в Наранхо не подняло боевой дух участников экспедиции. Вечер подходил к концу, а город майя представлял гобой унылые руины. Там, как ни в каком другом месте из тех, в которых они побывали, становилось ясно, что они находятся во владениях тысячелетней сельвы и все намерения человеческих существ отвоевать часть ее территории были напрасны. Аугусто Фабрисио объяснял двум молодым французам, что древняя метрополия имела целых пять акрополей, по меньшей мере пятьдесят площадей и что сохранились десятки стел с надписями, позволившими лучше узнать людей, живших здесь. И это не считая известной лестницы, покрытой иероглифами.
Пока разбивали лагерь, четверо археологов и Жан подошли к ней поближе, чтобы рассмотреть. Ступени ее были широкими и вели к верхней платформе, которая наверняка была местом проведения важных церемоний.
Николь попыталась, как она обычно это делала, представить здесь людей, майя, умерших много столетий назад, и их исчезнувшую цивилизацию. Но не смогла. Это место и его окрестности оставались пустыми, и только тени владели им. Возможно, утром, при свете солнца город будет выглядеть по-другому.
Она стала внимательно рассматривать ступени, и ей показалось, что они вряд ли позволят почерпнуть полезную информацию. Они были истертыми, испорченными влагой, а в некоторых местах едва можно было различить надписи, высеченные человеком.
— Лучше дождаться утра, — прозвучал за ее плечами голос Фабрисио. — Скоро начнет смеркаться, и не стоит ходить с фонарями. Не беспокойся, дорогая моя, — казалось, гватемалец угадал сомнения Николь и нежно обнял ее, — иероглифы этой лестницы изучены достаточно хорошо. К сожалению, никто из нас не прихватил с собой документы, но я думаю, что память не подведет нас и мы сможем перевести их.
Хулио Ривера молча кивнул, но, казалось, его мысли были в этот момент далеко отсюда. Ги Лаланд стоял на коленях перед ступенями, но через несколько мгновений он выпрямился.
— Мы по-прежнему в твоей вотчине, Аугусто, — сказал он. — Ты знаешь об этих надписях больше, чем кто-либо из нас, и я согласен, что без хорошего освещения будет трудно найти то, что мы ищем. Мы можем прийти к неправильным выводам. Нам лучше отправиться спать.
Николь повернулась, готовая возвращаться, но что-то привлекло ее внимание. Ей показалось, что в зарослях сельвы, совсем рядом, некая тень изменила свое положение, хотя, возможно, это был визуальный эффект, вызванный наступлением сумерек. Это длилось всего лишь миг, но все же врезалось в память, и по ее телу пробежал холодок.
Снова Николь и Жану крышей служило ночное небо Юкатана. Они лежали в гамаках, держась за руки и глядя на далекие созвездия. Вопреки ожиданию ночь принесла девушке долгожданный покой. Она чувствовала, как пульсирует сердце сельвы, и что-то ей подсказывало, что это духи предков охраняют ее.
Она легко смогла вообразить человека, высекающего надписи на ступенях лестницы, чтобы оставить им послание богов; она могла представить даже самого бога Неба Чан К'у, направляющего руку мастера. Она представляла бога таким, каким видела его той ночью, когда он явился к ней во сне: огромным ягуаром, медленно шагающим по джунглям.