— Решетчатым… Из плит? Ты выдумываешь…
— Может, и выдумываю, может, все это глупости. — Она посмотрела на жениха, вставая. — Однако что нам мешает проверить?
Николь посмотрела на четырех мужчин, поднявшихся с ней на вершину пирамиды, как будто взвешивала их взглядом. В конце концов она остановилась на гватемальце, который в это время выходил из маленькой комнаты.
— Аугусто сделай мне одолжение. Встань на первую из двух плит, на ту, которую мы обозначили как 3.3. Ты понял? Остальные, — она повернулась к ним, — оставайтесь снаружи и не смейтесь, если ничего не произойдет. А тебе, Пьер, не хочется заснять все это?
Сотрудник Францу некого телевидения лишь улыбнулся, хотя Николь краем глаза заметила, снова входя в комнату, как он поднял камеру на плечо.
Гватемалец уже стоял на плите и ждал, скрестив руки на груди и весело поглядывая своими кругленькими глазками.
Николь встала на другую плиту — 9.10 — и повернулась ко входу. Она увидела, что Пьер начал съемку, а Жан и Хулио смотрели на них в напряженном ожидании.
Вначале ничего не происходило, но вскоре послышался глухой шум. Николь почувствовала, что он зарождался под ней, как будто исходил изнутри пирамиды.
Внезапно пол стал медленно уходить у нее из-под ног. Она чуть было не перепрыгнула на соседнюю неподвижную плиту — опускаться начала лишь та, на которой она стояла. Да, и плита Аугусто Фабрисио тоже, в чем она смогла убедиться, повернувшись к гватемальцу. Его руки все еще были скрещены на груди, но он явно оцепенел от изумления.
— Спокойно! — крикнула Николь, когда Жан и Хулио бросились к ним, в то время как Пьер продолжал снимать. Она была уверена, что если они войдут, их вмешательство все испортит. А этого ей не хотелось.
Обе плиты продолжали опускаться, и вскоре голова Николь оказалась на уровне пола. Ее фигура терялась в полумраке, но было ясно, что они опускались в камеру, вырубленную в пирамиде.
— Спасибо, что подождал, Аугусто, — прошептала она в тот момент, когда они оба окончательно исчезли из виду.
Спуск продолжался еще несколько секунд, пока плиты не остановились с гулким стуком. Вскоре они услышали голос Жана, а Николь увидела его голову, показавшуюся над одним из образовавшихся проемов.
— Николь! Аугусто! С вами все в порядке?
— Да, да! — заставила себя выкрикнуть девушка, хотя ее голос дрожал. — Сейчас мы вам расскажем, что мы видим.
— Я надеюсь, что это великолепные вещи, — тихо прошептал ее друг, заставив ее улыбнуться.
Николь потянулась рукой к своему фонарю, но первым вспыхнул фонарь гватемальского археолога.
Обе плиты лежали на неровном полу, и электрические лучи выхватили из мрака стены комнаты, более просторной, чем та, которую они только что покинули.
Аугусто и Николь шагнули на пол почти одновременно, в то время как их фонари тщетно пытались рассеять окружавшую их тьму.
И тут, освободившись от груза, два импровизированных лифта начали подниматься обратно на поверхность.
Николь попробовала помешать подъему, но, положив руку на движущийся камень, поняла, что это бесполезно. Вскоре после этого прямоугольные проемы в потолке снова герметично закрылись.
— С вами по-прежнему все в порядке? Вы меня слышите? — Голос Жана теперь стал совсем далеким, хотя его слова вполне можно было разобрать.
— Да, да! — Николь тоже постаралась, чтобы ее голос звучал погромче. — Все в порядке!
Два фонаря освещали теперь каменные цилиндры, служившие опорой для плит, снова покоящихся на своих местах.
— Это невероятно! — пробормотал Фабрисио, проводя рукой по отшлифованной поверхности одного из них. — Это поршни, которые поднимаются и опускаются под давлением.
— Совершенная система противовесов, я бы сказал, — прозвучало за спиной Николь, и она чуть было не взвизгнула. Ей удалось сдержаться только потому, что этот акцент показался ей знакомым.
— Ги? — спросила она, поворачиваясь и направляя фонарь туда, откуда раздался голос.
Она увидела, что из-за колонны появился какой-то человек. Он также зажег фонарь и направил его на собственное лицо. Игра света и теней придала ему зловещее выражение, однако Аугусто Фабрисио и Николь сразу же узнали Лаланда.
Археолог, за жизнь которого они боялись, находился теперь рядом с ними. И, судя по его виду, целый и невредимый. Ги Лаланд даже позволил себе криво улыбнуться.
— Вы заставили себя ждать, хотя я знал, что вы все-таки приедете. Три великих ума, без сомнения, смогли разгадать загадку, с которой я легко справился. — Он жестом заставил Аугусто Фабрисио замолчать. — Скажите тем, кто находится наверху, что цикл системы составляет более тридцати минут. До этого времени бесполезно пытаться опустить плиты.