— Так может в королевском дворце пожар? — пожал плечами боцман. Он напротив выглядел выспавшимся и посвежевшим.
— В любом случае, скоро узнаем, — раздался голос рулевого, оторвавшего свой взгляд от стола.
— Однако, есть проблема. Карты старые. Вот эта часть города… — Отто ткнул в верхний правый угол лежавшего перед ним пергамента,
— …сгорела дотла два года тому назад. Улицы здесь теперь совсем по-другому расположены. Придется спрашивать у местных дорогу.
Декард подошел к столу, взглянул на карту и произнес:
— Я не вижу особого смысла скрываться. Вывеску с именем корабля мы поменяли, а других отличительных черт у нас и нет. На борту полно шерсти, так что в случае чего, за торговое судно мы сойдем. К тому же, я действительно уверен, что король Кадеус в этом не замешан. Принцесса была двоюродной племянницей его первой жены. Любимой жены, как говорят.
— Тогда от чьих людей мы убегали из Багровой Заводи? — спросил штурмана Бернард,
— Это ведь балкийский город. И да, если ты так уверен, что Кадеус не при чем, что мешает тебе взять и попросить его о помощи в расследовании? Как ни как племянница любимой жены, как ты сам сказал...
; — Скажем так. До Багровой Заводи и пропажи Фейгана – я был уверен, — сконфузился Декард:
— В любом случае, не стоит балкийскому королю, знать, что у Бернхольма есть какие-то подозрения в отношении него.
— А с этим что делать? — кивнул Бернард в сторону Питта.
Декард казалось, лишь после этих слов заметил присутствие мальчика.
— А, ты, — новый капитан задумался, — Да-а, влип ты парень.
Питт, хотел было возразить и в который раз пообещать, что не проронит ни слова о том, что услышал две ночи тому назад, но не успел:
— Ты пойдешь с нами. Оставлять тебя на корабле с командой я не рискну. Так что...
Питт едва удержал ноги от того чтобы пустится в пляс, но только ноги – со всплывшей улыбкой, совладать он не сумел.
— Ты думаешь, это смешно? Думаешь это весело? — рявкнул Бернард, заметивший выражение лица юнги.
— Прекрати его пугать. Я думаю, он все понимает, — осадил боцмана Декард.
Мальчик постарался состроить как можно более серьезное лицо и медленно закивал головой.
— Для него это все игра. Сейчас он изображает решимость, строит понимающую мину, но когда его схватят и приложат нож к горлу, то выложит все что знает, — прохрипел боцман, — И всем нам конец.
— А ты сам то не выложишь если нож приставить к твоему? — ухмыльнулся бывший штурман.
— Мои слова дорого обойдутся тому, кто попытается их из меня вытянуть, — огрызнулся старик.
— Если в исчезновении принцессы и капитана и вправду замешан Кадеус, то едва ли для короля будет хоть что-то дорого, — печально улыбнулся Декард.
Глава 4 - "Из огня, да в полымя".
Единственное, что Дилос успел почувствовать, прежде чем пучина приняла его - это резкое покалывание в паху. Он весь сжался, подогнув к подбородку колени. Затем последовал удар, и его окутала липкая, промораживающая до костей, тьма.
На какой-то момент ему показалось, что все кончилось. Что именно так себя и чувствуешь, когда становишься добычей смерти. Ледяной мрак окутывает тебя, все тело сводит от холода, а сердце уходит в пятки и там замирает. Но то ли к счастью Дилоса, то ли к досаде - это вовсе не стало итогом его короткого приключения.
Сильный поток воды заметал его тело из стороны в сторону. В какой-то момент, он почувствовал рукой дно, но затем его вновь подбросило вверх. От воздуха, набранного им в грудь перед прыжком, не осталось и следа. Беглец начал задыхаться.
Без разбору мотая руками и ногами, словно новорожденный, Дилос изо всех сил пытался всплыть на поверхность. Даже сощуренными в воде глазами, он видел, как с каждым рывком свет над его головой становился ярче. Взмах за взмахом приближал его к спасительному глотку воздуха. И вот, наконец - он вынырнул. Позади него оглушающе, куда сильнее, чем наверху, гудел бесконечный поток воды. С ревущим хрипом беглец набрал полную грудь, совсем позабыв о том, что его может кто-то услышать.
Все вокруг по-прежнему было окутано туманом, но по правую руку от него четко прорезалась полоса берега. Росшие плотной стеной кусты хвоща и камыша, склонялись над водой, столь же легко и бережно, как мать склоняется над колыбелью своего ребёнка. В тех местах, где ничего не росло – кромка озера топорщилась черными, покрытыми белесыми разводами и зеленым илом валунами.