Поначалу юноша промямлил в ответ что-то невнятное, но затем, словно осмелев, спросил:
— Капитан сказал никому не совать носа даже на палубу, так какого черта я здесь делаю?
— Хмм. А швабра в руках тебе ни о чем не говорит? — вновь рассмеялся Декард, а после спокойным голосом добавил:
— На рассвете мы отплываем, так что… Как там у вас говориться? "Палуба должна сверкать"!
— На рассвете? – еле удержав швабру, простонал Питт — Тут ведь работы на целый день…
— На целую ночь, — щерясь в улыбке, поправил юнгу Де;кард,
— Согласен, перспективы безрадостные. Так что прекращай болтать, дружок. Сам знаешь, язык - главный враг любого дела.
Голос штурмана при этих словах потеплел:
— В конце концов, ты всю неделю валял дурака, теперь можно и поработать.
Насупившись, юнга замолчал. Отправив за борт ведро, он повел рукой, зачерпнул воды и вновь принялся тянуть веревку обратно.
В тот же момент из глубины трюма внезапно стало доноситься глухое ритмичное постукивание. Тук-так. Тук-так. С каждой секундой звук становился все громче и громче. Его источник, очевидно, приближался к тому месту где сидел Декард. Тук-так. Тук-так. Прошла еще пара мгновений, прежде чем в проходе замаячила горбатая фигура боцмана Бернарда:
— Неужели хоть кто-то тут занят делом, — добродушно прошамкал старик, глядя на Питта разливавшего по палубе очередную порцию воды.
— Эйк, опять напился вусмерть. Непонятно, правда, чем. Похоже на корабле у него где-то припрятана бутылка-другая чистого спирту…
— Может у кока подворовывает? — лениво протянул Декард.
Бернард покачал головой:
— Декард…
— А?
— Пора отправлять шлюпку. Он сказал, что вернется к заходу солнца и…
— Он сказал, что подаст нам сигнал перед этим, — перебил пожилого матроса штурман.
— Какой еще сигнал? - раздосадовался боцман.
— Какой именно он не сказал…
Было видно - Декарда раздражает излишнее беспокойство старика. И все же отвадить его он не мог, просто из уважения. Бернард был старым, но не на столько, чтобы покинуть команду Учтивого. Он был первым хозяином этого судна и его капитаном, но позже, нужда заставила его продать корабль, а страх больше никогда не увидеть свое детище – устроиться на него же простым матросом и дослужиться до боцмана.
— А если он уже подавал сигнал, и ты просто не заметил? Отсюда берег не больно-то видно. Или ты надеешься на глаза этого мальчугана? - накинулся на штурмана старик.
Бернард всё верно подметил. С того места где сидел Декард едва ли была видна и половина палубы – не то что берег.
Штурман ничего не ответил на это и лишь вздернул руку, указывая куда-то наверх. Подняв глаза от переливавшихся закатом луж под ногами, Питт с удивлением заметил, что в вороньем гнезде, на грот-мачте, кто-то сидит:
— "Никак с утра еще…", — отметил про себя юнга и вновь перевел взгляд на боцмана.
Лицо Бернарда было испещрено морщинами и покрыто седой короткой щетиной. Двенадцать месяцев назад, когда Питт впервые встретил боцмана – тот изрядно его напугал. Что, впрочем, было не удивительно. Среди команды ходили упорные слухи о том, что некогда этот старик был пиратом, а история с разорением - лишь байкой, за которой скрывается его темное, полное грабежей и убийств, прошлое. И хотя вид боцмана лучше всего остального говорил в пользу этих сказок: отсутствие левого глаза, отмороженная в северных льдах правая ступня, замененная деревяшкой, исполосованные шрамами руки – сам Питт отказывался в них верить. За год ему полюбился этот чудной старик, лучше любого другого знавший историю, мифы, умевший толковать суть событий, происходящих сейчас, способный предугадывать то, что должно произойти в будущем.