— Отчего же?
— Сухопутных путей между нами нет и не будет – это все сказки, а путь по морю доступен лишь пять месяцев в году. Мы отрезаны друг от друга. Мы почти не торгуем друг с другом, а без этого нет культурного обмена. Я прожил на севере первую половину своей жизни, но так и не научился понимать северян. Мы давно уже не братья…
Даже Питт, относительно недавно познакомившийся с Бернардом и еще с трудом понимавший особенности его характера, понял, что безразличие в голосе боцмана – очевидно напускное. Сквозь него то и дело проскакивали печальные нотки. Понять причину этого, для юнги не представлялось возможным. Однако, он чувствовал, что дело тут вовсе не в том, что френореанцы Севера и Юга, разделенные сотнями вёрст, теряют какую-то неведомую связь. Здесь было что-то личное.
— Но они же говорят с вами на одном языке. Почему вы их не понимаете?
— Я говорил вовсе не о языке. Хотя, впрочем, и с ним не все в порядке. Две-три сотни семей, из тех, что побогаче и чтут традиции, действительно еще говорят по-нашему. Простой же люд давно смешался с жившими там дикарями столь сильно, что даже я их речь понимаю через слово.
Боцман словно выдохся, он на мгновение замолчал и тихим печальным голосом подытожил:
— Время и расстояние сделали свое дело...
— Что поделаешь. Тяжелая судьба у потомков Френура, — в свойственной ему манере, съехидничал Отто, стараясь разрядить обстановку.
— У Френура нет потомков, — резко ответил на слова рулевого Декард.
— Кстати, Северяне ведь тоже почитают его как покровителя и основателя государства, — вставил свое слово Юстас. Было видно, что разговор для него стал особенно интересен.
— Они поклоняются ему, как богу. Это уже совсем другое.
— Да. Об этом я забыл упомянуть, — подтвердил Бернард слова штурмана, поглаживая пальцем края пустой глазницы.
Питт задумался. Он и его родители всегда молились Френуру, хотя родился и жил он на юге. Его воспитали с трепетом к этому легендарному человеку, в древности объединившему разрозненные племена, жившие у подножия Срединного Хребта. Человеку, сковавшему те племена в один народ и заложившему первый камень в основании тысячелетней империи, на чьих руинах теперь грызлись друг с другом десятки королевств, княжеств и вольных городов.
— Так куда вас везти? – спросил Юстас, остановив повозку у перекрестка.
— Ээ.. к восточной торговой площади, — помедлил с ответом Декард.
— Восточной торговой? Ее больше нет. Погорельцы после последнего пожара застроили ее и теперь там новый квартал. Новая площадь теперь сильно южнее и зовется «Площадью пяти концов». Если вы по торговым делам, то вам туда.
— Вези туда где была старая площадь, - слабо скрывая раздражение, ответил Декард.
Юстас прищурившись оглядел своих пассажиров:
— Ну как скажете.
Какое-то время они ехали в тишине. Узкие грязные улочки сменяли друг друга, становясь все более оживленными. Пару раз они с трудом разъезжались с другими телегами, вызывая на себя гнев спешащих по делам горожан. Цитадель королевского дворца теперь еле мелькала среди стоявших по левую руку домов. Питт выглядывал из остатков тумана ее изящные, не в пример остальным постройкам города, формы. Высокие серебристо-белые стены с неприлично массивными бастионами выдавали в себе дело рук френореанских каменщиков, сложивших замок балкийских королей пару столетий назад.
— Лучше бы балкийцы сделали в городе нормальные водостоки, — морщась от вони отметил про себя Питт.
Два года назад он бы ехал по Тальвильрогу с открытым ртом, поражаясь всему вокруг. Но теперь, после того, как он побывал в величественном Бернхольме и древнем Фремарке, столица Королевства Балков казалась ему просто изрядно разросшейся деревней.
— Не расскажешь нам, что у вас тут происходит? — прервал молчание Отто, — Мы слышали, в городе намечается заваруха.
— Да бросьте, — махнул рукой Юстас. – Принц войдет в город, пожурит «обезумевшую от горя» королеву и сядет на трон, как это ему и полагается. У девочки под рукой от силы две сотни гвардейцев и солдат гарнизона. Я уверен, что до крови не дойдет.