Поймав на себе взор юнги, боцман сощурился, и оскалившись рявкнул:
— Чего уши развесил? Будь ты повыше я бы нацепил на тебя парус - отличная была бы мачта! Давай иди работай!
После этих слов старик развернулся, и, постукивая деревянной ступней, поплелся обратно в трюм. Тук-так. Тук-так.
Питт стоял, не сдвинувшись с места, и еще какое-то время вглядывался во тьму поглотившую Бернарда. Мальчик ни капли не обиделся на эту вспышку старика. Задело его лишь одно:
— Ну вот. А мне-то казалось я довольно высокий для своего возраста…
* * *
Закончил Питт далеко за полночь. Как раз когда боль в его спине стала совсем невыносимой. Побросав свои орудия на кучу спутанных сетей и канатов, юноша растянулся прямо тут - на палубе. Хруст позвонков доставил мальчику не столько физическое, сколько моральное удовольствие. Полежав немного и полюбовавшись звездами, он все же поднялся и двинулся в сторону трюма.
Декард уже час стоял, облокотившись на релинг, покуривал трубку и вглядывался в полоску берега. Пробурчав Питту что-то в духе «ты молодец», штурман велел тому пойти и немного поспать. Радуясь вновь обретенной свободе, юноша на ощупь прошел по знакомому коридору и, хватаясь за стену, спустился наконец вниз по лестнице - в трюм.
Цель нынешнего плавания «Учтивого» для всей команды, включая юнгу, была овеяна ореолом тайны. Все лето корабль провел, в пути с далекого севера на окраинный юг, набитый до отказа солью, пушниной и самым дорогим - сталью. Продав все это за безумные деньги в столичных портах Бернхольма, капитан, прежде слывший самым предприимчивым дельцом и в чем-то даже скрягой, начал немного «чудить».
Такого странного маршрута понять не мог никто из матросов. Около трех недель судно вновь двигалось на север, по пути заходя в гавани самых не примечательных и не пригодных для морской торговли городков. Каждый раз капитан сходил на берег и исчезал на несколько часов или даже дней. После десятка таких остановок, в конце концов они добрались до этого небольшого селения. Бернард сказал юнге, что на местном наречии оно зовется Багровой Заводью. В залив они вошли рано утром на веслах, по приказу капитана приспустив все флаги и вымпелы.
Многие моряки вечером того же дня отправились на берег. Питт хотел было с ними, но капитан, заметив пробирающегося в шлюп мальчишку, схватил того за шиворот, поставил перед собой, и строго на строго наказал - оставаться на корабле. Объяснил он это тем, что такому бестолковому шалопаю без знания местного языка - на суше делать нечего. Питта это расстроило, но сетовать на то, что остальные матросы языка тоже не знали - смысла не было. Капитан всегда был непреклонен.
Однако, долго тосковать на обезлюдевшем судне юнге не пришлось. Команда в первую же ночь умудрилась напиться и натворить столько дел на берегу, что Бернард, используя свое право - запретил абсолютно всем сходить на сушу. На фоне ужасной жары, это наказание - было сродни смертному приговору.
Моряки, вынужденные почти неделю провести в четырех стенах, не придумали ничего лучше, кроме как упиваться грогом, играть в кости и вспоминать старые байки. Питту думалось, что окажись в полу трюма дыра, они бы справляли нужду прямо в нее, а выход наверх можно было бы смело заколотить за ненадобностью.
Впрочем, вонь в трюме и безо всяких отхожих дыр стояла невообразимая. Несколько десятков человек, запертых в одном помещении, благоприятному аромату способствовали слабо. Моряки развалились кто где. Одни болтались в гамаках, подвешенных меж сдерживавшими потолок стойками, другие улеглись на тюках, третьи расположились прямо на полу, подстелив под себя какое-то тряпье.
В центре всей этой чудесной композиции из вонючих и немытых тел стояла бочка, на крышке которой, за мутным заляпанным стеклом еле-еле теплился огонек старой масляной лампы. Возле самой бочки находился единственный на весь трюм стул. На нем, подобно королю на своем троне, беззастенчиво сложив искалеченную ногу на спину уснувшего подле толстяка, восседал Бернард.
— «Хороши чертоги», — улыбаясь, подумал Питт. Сойдя с лестницы, он двинулся к центру трюма, осторожно обходя живые и неживые препятствия.
Большая часть команды спала без задних ног. Те же, кто до сих пор бодрствовал - плотным кольцом уселись вокруг боцмана и оживленно вполголоса о чем-то говорили.