Боцман дал юнге отдых лишь к середине дня, наступившего после их ночного отплытия. Мальчик свалился с ног, прям там же, на палубе, в кучу спутанных канатов. До обеда оставалось еще много времени, и тот, укрывшись от палящего солнца старой дурно-пахнущей парусиной, решил хоть немного вздремнуть. Какое-то время он просто лежал, грыз ороговелые мозоли на пальцах и пытался прислушиваться к происходящему вокруг, но потом, незаметно для самого себя, все же провалился в липкий удушливый сон.
***
Разбудил Питта его собственный мочевой пузырь. Засыпая, он даже сквозь окутывавшую его ткань, видел яркий свет и чувствовал томящий солнечный жар. Теперь же юнгу окутывала тьма, а легкий тянущийся из-под связки сетей и канатов ветерок, говорил о том, что царица-ночь уже заняла своё место на небосводе.
— «Ну вот, пропустил я обед. Да и ужин видать тоже», — с досадой подметил юноша.
Желудок его, в своей отчаянной страсти, ничем не уступал мочевому пузырю. Питт уже подумал о том, как вылезет из своего укрытия, справит за борт нужду, а после — спустится в трюм и попросит у кока свою часть дневного пайка, но услышанные им в этот момент голоса и шаги, принудили его застыть на месте.
Один из голосов принадлежал Бернарду, это юнга понял сразу, посему и замер, предвкушая словесные и не очень оплеухи за свое отсутствие в течение всего дня.
—…лучше сюда. Тут никого, — донесся голос боцмана.
Постукивая своей деревяшкой, старик остановился всего в паре шагов от кучи, в которой лежал Питт.
— Ну не тяни, говори, в чем дело? Я не настолько дурак, чтобы поверить в то, что Декард нам всем только что наплел.
Второй голос юнга тоже узнал. Это был лысый рулевой по имени Отто, которого все звали Болтуном.
— Дочь короля, — сухо, без подробностей ответил боцман.
Какое-то мгновение Отто молчал, что было ему не свойственно. Но потом все же ответил:
— Все слышали об этом в столице, еще до отплытия. Ужасная трагедия для всех нас. Сил Королю справиться с его горем, — Болтун наигранно и протяжно вздохнул, а потом продолжил:
— Но как это связано с капитаном и нашим плаванием?
— Напрямую, — отрезал Бернард столь же сухо.
— Ну, так объясни, я конечно смышленый, но не на столько.
Боцман не отвечал. Раздалось шорканье его дубовой ступни о палубу, а после - скрип бочки, на которую старый матрос, видимо, приземлил свою задницу. После этой паузы, голос его зазвучал как-то совсем тихо и надрывисто.
— Я был с Фейганом, когда он узнал эту новость, — начал свой рассказ Бернард, впервые, за прошедшие сутки, упомянув имя капитана:
— Мы сидели в одной из таверн Бернхольма, капитан подписывал торговцам, перекупившим наш товар, бумаги о продаже, пока один из них не обмолвился об этом. На капитана в этот момент стало жутко смотреть. Он стал белым как морская соль. Изведя торговца вопросами, он стрелой вылетел из трактира. После чего, я не видел его пару дней. Один мой старый знакомый сказал, что встретил его за стенами Дворца-Цитадели. Я тогда не придал этому особого значения. Прежде чем купить у меня корабль…
Тут боцман сделал паузу и едва заметно захрипел, но потом вздохнул полной грудью и продолжил:
— ..Фейган не один год провел в Королевском флоте, и наверняка завел при дворе немало друзей. В любом случае, те мелкие торговые пошлины, что он платил все это время, ничем, кроме как дружбой с короной, не объяснить.
— Погоди, - перебил старого матроса Отто, — Ты считаешь, что это было настолько важным для него? Брось, Бернард, он ведь всегда терпеть не мог власть в столице! Не проходило и дня, чтобы он не грозился утопить королевских советников в бочке с дерьмом!
— Грозясь перед этим, самолично ее наполнить, — хохотнув, кинул вдогонку Боцман. Голос его при этих словах зазвучал с необычайной для старика нежностью:
— Короля то он может и не знал, но на счет принцессы…
В ответ на это Болтун что-то залепетал и не выдержав — в итоге рассмеялся.
— Заткнись! Сейчас все сюда сбегутся, — зашипел на Отто боцман, — Дай мне договорить, я просто объясняю тебе суть того, что я понял из письма.