Как бы то ни было, от нас требовалось показать несколько драматических пьес – о названиях планировалось сообщить позже – в одном постоялом дворе в центре города. «Золотой крест» на вид был очень внушительной таверной; попасть в него можно было через большой внутренний двор, который огибала галерея. Для временного театра все это подходило как нельзя лучше. Места для зажиточных горожан легко было установить в галерее, а прочий люд, плативший по пенни за развлечение, мог постоять на булыжниках во дворике. Мы собирались играть на искусно сделанном возвышении во внутреннем дворе, а несколько маленьких кладовок можно было использовать как уборные и для хранения всего, что понадобится.
В перемене места были и другие преимущества. Власти Оксфорда, может, и смотрели на актеров как на бродяг, но, по общему мнению, они гораздо меньше беспокоились о выполнении великопостных распоряжений, чем их лондонские коллеги, возможно, потому, что власть пуритан в университетском городе была не так сильна. Кроме того, здесь не было Тайного Совета, который дышал бы нам в затылок, высматривая вольномыслие в наших пьесах.
Впрочем, помимо увеселения добрых граждан Оксфорда была у нас еще одна миссия, о которой я узнал после прибытия. Единственный раз, когда я до этого путешествовал с труппой, был в середине лета 1601-го, почти два года назад. Тогда часть актеров из нашего театра приехала в поместье Инстед, в Уилтшире, чтобы сыграть «Сон в летнюю ночь» на праздновании свадьбы в знатном семействе. Пьеса удалась на славу, свадьба же не удалась вовсе. Вмешались убийство и другие трагические события, и всякий, вольно или невольно, оказался вовлечен в это дело.[2]
Наше теперешнее дело в Оксфорде было также связано с ожидаемой свадьбой, но обстоятельства ее очень отличались от тех, что окружали инстедский союз (если его можно было так назвать).
Примерно в миле от северной границы города лежит деревенька Уиттингем, а между деревней и старыми городскими стенами живут две семьи, почти бок о бок. Это соседи, которых связывают не самые добрососедские отношения. Константы и Сэдлеры не имениты – или, во всяком случае, не очень имениты, – но горды и вспыльчивы. Они гордятся своим именем и владениями. Они приходят в негодование от всякой попытки преуменьшить одно или другое. Как это часто бывает с соседями, у них возникла ссора из-за земли. Точнее, из-за бесполезной полоски болотистой земли, слишком сырой, чтобы пасти там скот, при этом вода слишком неприятна на вкус, чтобы ее пить, и не настолько глубока, чтобы разводить там рыбу. Этот клочок земли находится даже не между домами, а на некотором расстоянии от них, к юго-востоку от города, на болоте Каули. Спор о том, кому принадлежит этот кусок болот, ведется на памяти уже нескольких поколений.
Ссора никогда не переходила в рукоприкладство, хотя каждая сторона привлекала другую к ответу по закону снова и снова. Никому, кроме адвокатов, выгоды это не принесло, поскольку обе семьи потратили на судебные тяжбы в сотни раз больше, чем стоит сам предмет спора. В общем, между Константами и Сэдлерами существует худой мир, но они никогда не проявляли большого дружелюбия друг к другу. В старые недобрые времена дело чуть не дошло до дуэли между главами семейств: по уговору победитель получал болото в свое полное владение (а проигравший, вероятно, оставался в нем гнить – в конце концов, то были старые недобрые времена). Но здравый смысл – а может, трусость или страх перед законом – возобладал, и с тех пор между семействами существует ворчливая вражда, хотя и с перемириями.
Старший сын Сэдлеров – студент по имени Вильям. У Константов же есть дочь по имени Сара. Сара и Вильям не видели друг друга много лет, с тех пор, как вместе играли детьми во время одного из таких перемирий между двумя семьями. И вот, когда старший сын и старшая дочь вновь встретились, впервые с детской поры, на нейтральной территории, – случилось почти неизбежное. Какими бы холодными ни были отношения между старшими, Сару и Вильяма потянуло друг к другу; вероятно, они продолжали видеться столь часто, как только могли, хотя и держали все в секрете, зная, что родители вряд ли одобрили бы их выбор. Они понравились друг другу, влюбились и так далее; решили пожениться; даже подумывали о побеге; но в конце концов признались в своих чувствах родителям.