Со стоном он захлопнул крышку. Задвинул на место золотую защелку. Услышал, как она щелкнула. Остаток сил он истратил на то, чтобы придвинуть сундук обратно к стене.
Теперь…
Теперь мне нужно найти место, где умереть.
Он понял, что стоит на коленях возле чердачного шкафа. Глубокого шкафа, который занимал почти всю стену.
Да. Прекрасно.
Он забрался в шкаф. Позволил тьме себя поглотить.
Я умираю. И все равно я буду охранять сундук. Я буду стоять на страже. Я буду стеречь Маску Одержимости.
Даже после смерти я буду хранить ее. Смерть не остановит меня. Я останусь в этом шкафу и сделаю все, чтобы уберечь невинные жертвы от дьявольской маски.
Последним, что слышал Уильям, было жалобное поскуливанье Гензеля за дверью шкафа.
Часть вторая
ИСТОРИЯ ЛУ-ЭНН
40 лет спустя
1
— Не хочу я идти на Хэллоуин к Полли Мартин, — сказала я. — Мне двенадцать лет, считаю, я вправе сама решать, на какие вечеринки ходить.
Я стукнула кулаком по диванной подушке.
— Полли устраивает отстойнейшие вечеринки на Земле. Нет. Во Вселенной. Ее вечеринки — это даже не отстой, они оскорбляют само слово «отстой»!
Мой приятель Девин О`Бэннон рассмеялся:
— Смешная ты, Лу-Энн!
— Ничего смешного! — возопила я. — Я серьезно. Почему весь Хэллоуин должен пойти коту под хвост из-за…
— Вы дружили с Полли еще с детского сада, — напомнил Девин. И запихнул в рот пригоршню попкорна.
— Говоришь как моя мама, — проворчала я. — Если мы сто лет друг друга знаем, это еще не значит, что мы подруги.
Девин что-то пробубнил, но поскольку рот у него был под завязку набит попкорном, я ни слова не разобрала. Вот неряха! Но это ничего. Должна сказать, что все друзья у меня как на подбор — не чудаки, так остряки.
Мы с Девином расположились на противоположных концах дивана в моей гостиной. Оба положили ноги на журнальный столик. Девин беспрестанно зачерпывал горстями из миски приготовленный моей мамой попкорн. Половина зерен благополучно отправлялась к нему в рот, вторую половину по-братски поделили пол и диван.
Моя половина дивана была чистой. Я попкорн не люблю. Я уважаю только сладости. Я знала, что в морозилке лежит коробка шоколадного мороженого. Но мне было лень встать и принести. И лень, и вообще неохота.
— Знаешь, что еще меня бесит в ее вечеринках? — спросила я.
Он усмехнулся:
— Помимо всего?
— Она собирает деньги, — сказала я. — По пять долларов с человека. Почему мы должны платить за скуку? С тем же успехом я могла бы бесплатно скучать и с тобой.
— Спасибо, Лу-Энн. Ты настоящий друг.
По тому, как я поддразниваю Девина, вы наверняка уже догадались, что он мне страшно нравится.
— Пять долларов, — пробормотала я.
— Ну, ты же знаешь Полли. Лишнего бакса она ни за что не упустит.
— Догадайся, какая у Полли любимая игра для вечеринок! — простонала я.
— Неужели в бутылочку?
— Нет. Заткнись. Эта похлеще. Ее любимая игра — это когда все трут лоб воздушным шариком, пока тот не наэлектризуется и не пристанет. А потом смотрят, на чьей физиономии он дольше продержится.
Девин опять рассмеялся:
— Шарики есть? Можем попрактиковаться!
Я дала ему хорошего тычка в бок:
— Чего ты все время ржешь? Ничего ж смешного.
Он выплюнул в ладонь непрожаренное зерно. После чего прилепил его мне на нос.
Я шлепнула его по руке.
— Почему ты ведешь себя, как ребенок?
— У тебя научился.
— Не мог бы ты угомониться?
— Могу попробовать.
Я зачерпнула из миски пригоршню попкорна и высыпала на его курчавые рыжие волосы. Он дико замотал головой, разметав попкорн по всей гостиной.
Как я уже говорила, Девин мне очень нравится. Он весельчак. Не то что Полли Мартин.
Полли хорошенькая, как картинка. Честное слово. Она умница и красавица, сногсшибательная красавица — с этими ее зелеными глазищами и ослепительной улыбкой. Прямо как из рекламы зубной пасты.
Ее беда в том, что она ну о-о-о-о-очень серьезная. Всегда. Нет, положим, иногда она все-таки улыбается, но смеющейся я ее ни разу не видела. Она никогда не шутит. Она никогда не понимает, если ее поддразнивают. Она причисляет себя к «зеленым», печется о спасении лысых орлов, и, вдобавок, вегетарианка. Словом, вы себе представили.