Я отогнала глупые мысли, бабуля бы не одобрила их. Теперь надо подумать о ней. Нужно организовать похороны и постараться сделать так, чтоб она упорхнула в небо с чистой совестью. Не чувствовала, что оставила немощных наследников. Говорят, что слезы, как топкое болото, долго держат души умерших. Поэтому надо стараться держать себя в руках, насколько это возможно.
Ближайшие дни будут тяжелые, поэтому надо крепиться.
Камиль сделал нужные звонки. Когда я вышла из комнаты и пошла к бабуле, у нее уже была сиделка рядом. Она перекладывала вещи, выбрасывала ненужные лекарства.
Женщина делала все как на автопилоте, молча. Я не стала ее выгонять из комнаты. У каждого своя работа. Я села на кровать. Бабушку раскрыли и сейчас явно было видно насколько она высохла. Как сломанная ветка. Некогда роскошная зеленая, цветущая, а теперь тонкая, ломкая и безжизненная.
Я взяла холодную руку и поцеловала чуть скрученные пальцы. Такая холодная, хотелось согреть. Я сидела возле нее не шевелясь больше часа.
Слышала, как Камиль вошел с представителями похоронного агенства. Позже подошел священник, зажег кадило и начал ладаном окуривать комнату. Я продолжала сидеть и держать бабушкину руку.
Камиль подошел ко мне сзади и положил руку мне на плечо. Я вздрогнула.
— Пойдем, пусть люди работают, — сказал он. Я послушно встала и поплелась за ним.
Камиль взял меня за руку, так просто, будто сейчас мы впервые близкие люди. Я смотрела, как наши пальцы переплелись. Горе объединяет. И как бы Камиль не старался вести себя грубо и жестко, он любил бабушку. Я уверенна…
Мы спустились на кухню. На лестнице мужчина придерживал меня сильнее, боясь, что я упаду. Я и сама не хотела покатиться по ступеням, чувствуя как дрожат колени, поэтому учтиво принимала его помощь. У меня не было ни желания ни сил анализировать его поведение. Я просто послушно принимала его расположение и помощь. Я даже была благодарна, что он утихомирил в такие дни свою ненависть ко мне, хотя бы ради уважения к усопшей.
Похороны прошли на третий день. Эти дни прошли как в тумане. Бабушку забрали в похоронное бюро готовить к церемонии. Дом был совершенно пуст. Камиль уезжал на ночь. Возвращался днем или утром, перекидывался парой фраз. Уныло провожал меня взглядом. А я уходила в свою комнату и подолгу плакала, хоть и обещала себе каждый раз не раскисать.
Один раз позвонил Игнат. Он не дождался моего звонка и набрал меня сам. Я сквозь слезы с трудом объяснила, что случилось. Он сказал, что не будет меня тревожить. Чтоб, когда я буду готова или захочу с ним поговорить, обязательно перезвонила, он будет ждать. Я была благодарна ему за понимание.
С Мироном я разговаривала несколько раз. Он вкратце рассказал, что в школе и погоревал со мной о потере близкого человека.
Выразить соболезнования позвонила и Таня. Подруга не шутила в обычной своей манере. Говорила четко и по делу. Просила не задерживаться и скорее возвращаться. Я с ней была согласна. После похорон меня ничего здесь больше не держит.
Лишь Костя написал мне сообщение. Сухие слова сожаления, что старушка умерла. Меня это обидело больше всего. И я решила в память бабушки, первое, что сделаю, когда вернусь, подам на развод и разъедусь с мужем. Он мне стал совершенно посторонним человеком уже давно, мы оба устали притворяться.
В день похорон я попросила Прокопа свозить меня в город с утра и купила черное закрытое платье до колен. Еще маленькую шляпку с сеткой на лицо, чтоб меньше кто видел мои слезы. Дома я переоделась и поехала на кладбище в фамильный склеп.
Бабуля была красавица. Ее накрасили, припудрили и одели в любимый костюм, на голове повязали черную косынку.
Когда гроб закрывали, я снова расплакалась. На похоронах были близкие подруги, несколько семей соседей, весь персонал, обслуживающий дом, я и Камиль. Я была рада, что он не приволок свою ведьму Дашу. Бабушка не любила его девушку, и я ее теперь хорошо понимала. В память и уважение к бабуле Камиль решил не звать эту стерву.
Поминальный ужин накрыли в столовой при похоронном бюро. Все было просто и тихо. Мне все время казалось, что это театральная постановка. Будто вот — вот поднимется занавес и ко мне выйдет моя жизнерадостная старушка, целая и невридимая. Принять действительность было тяжело. Будто мозг подкидывал варианты выхода.
Камиль в черном костюме с черной рубашкой и галстуком казался мрачным и угрюмым. Он не подкалывал меня, вел себя спокойно. Принимал соболезнования и говорил тосты светлой памяти бабули.