Я сглотнула вязкую слюну и попыталась сказать хоть слово
— Сынок…я…понимаешь…
— Ма, все нормально. Пиццы на всех хватит. Я подожду вас на кухне, — и он развернулся и вышел, оставив меня с разъяренным отцом один на один.
— Камиль, — я тихо окликнула мужчину. Он смотрел на дверь очень холодно и сдержанно. Поджал губы в одну линию. На мои слова никак не отреагировал, — Камиль, пожалуйста, дай объяснить…я была слишком молода. Я боялась, что ты заставишь сделать аборт… Камиль, у меня не было другого выхода, — я не сдержалась и заплакала, цепляясь в его локоть.
Мужчина перевел чернющий взгляд на мое лицо
— По твоему, не было никакого другого выхода, кроме как отобрать моего сына на двенадцать лет?! — он проговорил это голосом пронизанным болью и отчаянием. Он вдохнул полной грудью, хотел еще что то добавить, но сдержался. Молча выпутал руку и пошел на кухню…
Осознание надвигающейся беды придавило мою грудь. Я осела на диван, обнимая себя руками. Слышала, как мои мужчины на кухне заговорили
— Мирон, а как ты учишься?
— Да вроде нормально. Олимпиаду по черчению выиграл. По математике отлично. Даже с химией справляюсь…
— А что, много у тебя друзей здесь?
— Не так, чтоб очень. Пару пацанов со двора и один со школы.
— Хотел бы переехать в дом побольше?
— Не, мне и тут нормально. А в чем собственно вопрос? Если вы с мамой решили съехаться я не против. Поеду куда она скажет.
— Без мамы не поедишь, значит?
— Хм, конечно нет. Я маму не оставлю.
— А если прийдется? К примеру, я поговорил с Евой, и она не против отпустить тебя со мной на обучение в частную школу. Маме надо ведь личную жизнь налаживать. В однокомнатной квартире со взрослым сыном это невозможно. Ради мамы, поедишь со мной?!
— Но я вас совсем не знаю! Мы что родственники?
— Да, Мирон…я твой отец…
Глава 43
Моя жизнь превратилась в ад!
Как я не умоляла Камиля одуматься, он ничего не хотел слушать. Вообще даже разговаривать со мной.
Он сделал тест днк и подал в суд на то, чтоб отобрать у меня сына. Для этого он дополнительно уволил меня. Чтоб так сказать, все карты были в руках.
При Мироне мы не ссорились и не выясняли отношения. Камиль начал приезжать каждый день за сыном. Сначала он забирал его на пару часов. И как я не препятствовала и не останавливала его, он мне пригрозил сделать медзаключение о моей невменяемости и запретить сыну вообще со мной видеться.
Поэтому я сдалась и позволила им общаться.
Дальше больше.
На первые выходные он забрал Мирона с ночевкой. А через неделю и вовсе не вернул сына домой.
Мирон был в восторге от своего объявившегося отца. Они обсуждали машины, игры, футбол. Камиль возил его на крутой тачке в школу. Накупил ему кучу дорогих брендовых вещей. При наших редких встречах сын взахлеб рассказывал о своей большой комнате в квартире отца. Спрашивал, не хочу ли я жить с ними вместе. Я упорно делала вид при сыне, что все нормально, и я не скучаю и не злюсь на него. Рассказала сыну честно, в том что он не был знаком с отцом раньше — моя вина. После этого разговора он сильнее сблизился с Камилем.
А когда жестокий и обиженный итальянец выходил из нашей квартиры, я бежала за ним и рыдала, умоляя простить меня и не забирать сына.
Но Камиля словно подменили. Он стал ко мне безчувственным и выгоревшим. Будто я нанесла ему обиду несовместимую с жизнью. Он меня выслушивал с каменным непроницаемым лицом и всегда уходил молча.
Оставаясь наедине, я все равно оправдывала его жестокое поведение. Он имел полное право злиться на меня. Не прощать.
Но простить то, что он задумал увезти сына я никак не могла.
На суд меня даже не вызвали. О официально принятом решении я узнала от самого Камиля. Он приехал после выходных без Мирона и просто швырнул мне на порог копии документов и ушел не проронив ни единого слова.
Я так и осталась в коридоре на полу в ворохе бумаг. До утра заливала их слезами. Пропитала горькой влагой все листы в которых четко значилось, что опекунство над Мироном полностью принадлежит Камилю. И отягощающее обстоятельство было то, что я скрывала от него правду двенадцать лет и подделала свидетельство о рождении сына.