– Нет, прислушиваюсь, – терпеливо возразила она, – однако же нельзя допускать хаоса, и я не сомневаюсь, что ты это понимаешь. Если мир и будет достигнут, то никак не угрозами и категорическими требованиями. Речь идет не только о самих магах, но и о многих, многих невинных жизнях.
Евангелина исподтишка внимательно следила за магом. Этот человек никак не должен был здесь оказаться. Судя по его речам, он состоял в Круге – быть может, даже в Круге Белого Шпиля, хотя самой Евангелине лицо его не было знакомо. Однако он явно ускользнул из-под надзора храмовников, чтобы пробраться на бал. И она сомневалась, что маг сделал это лишь с тем, чтобы светски поболтать с Верховной Жрицей.
Он весь дрожал и, казалось, едва сдерживал слезы, но при этом крепко стискивал кулаки, прижимая руки к бокам.
– Мы не видим никакого пути к достижению мира! – отрезал он. – Если Киркволл нас чему и научил, то лишь одному: хочешь чего-то достичь – дерись!
С этими словами маг воздел руки, и вокруг них соткалась ярко-алая аура силы. Электрические разряды, пронизавшие воздух в зале, неприятно покалывали кожу, в ушах возникло гулкое рокочущее гудение. Магия! Незримая плотина, которая до сих пор сдерживала натиск всеобщей паники, вдруг рухнула. Толпа завопила от страха, многие сломя голову бросились к дверям зала. Они сбивали с ног всякого, кто попадался им на пути, нещадно топтали упавших, и к паническим воплям добавились крики ужаса.
Евангелина метнулась вперед, заслонив собой Верховную Жрицу. В мгновение ока она выхватила меч и угрожающе направила его на мага. Взгляды их скрестились, словно клинки, – взгляды мага и храмовника, извечных врагов.
– Опомнись! – предостерегла она. – Ты знаешь, на что я способна. К чему доводить до кровопролития?
У мага вырвался то ли смешок, то ли всхлип.
– А чем еще все это может закончиться, кроме кровопролития? Я и так уже мертв.
Он простер руки, и между ними полыхнула дуга слепящего пламени… но Евангелина уже начала действовать.
– Назад, ваше святейшество! – прокричала она, надеясь, что Верховная Жрица сумеет ее расслышать, бросилась навстречу пламени, ощутила, как волна жара опаляет лицо, и направила меч прямо в грудь мага.
Евангелина тоже обладала силой – той, что была подвластна всем храмовникам. Мощью, которая так страшила магов. В тот самый миг, когда острие клинка достигло цели, Евангелина направила эту силу вперед, и мощный поток, пройдя по ее рукам, хлынул в меч. С нестерпимо яркой вспышкой вся накопленная магом мана обратилась в ничто, и пламя, полыхавшее перед ним, иссякло.
– Мерзавка! – взвизгнул он и попятился, едва держась на ногах.
На груди его, там, где острие меча распороло камзол, проступила кровь. Маг погрузил в нее пальцы и уставился на них с видом, будто именно крови найти никак не ожидал. Затем он перевел взгляд на Евангелину, и лицо его исказила лютая ненависть.
Поняв, что сейчас произойдет, храмовница метнулась к магу… но опоздала. Кровь на руках его зашипела, испаряясь на глазах, – маг высасывал ману прямо из нее. Кровавое пятно на груди задымилось, и глаза мага полыхнули адским огнем.
Волна чужой силы ударила прежде, чем Евангелина успела дотянуться до мага. Она попыталась было окутать себя аурой, но враждебная магия разнесла ее защиту вдребезги, словно хрупкое стекло. Удар едва не вышиб из нее дух. Евангелину отшвырнуло назад. Пролетев по воздуху, она со всей силы грохнулась о мраморный пол и по-катилась, скользя по гладким плиткам. А потом ударилась головой обо что-то твердое.
Так она и лежала и, превозмогая тошнотворное головокружение, безуспешно пыталась встать. Руки отказывались повиноваться. Оглушительные вопли неслись, казалось, со всех сторон. Слышны были и крики стражников, которые, судя по всему, пытались пробиться в зал, но не могли совладать с толпой гостей, отчаянно продиравшихся наружу. И еще где-то позади кричали священницы, умоляя Верховную Жрицу бежать.
Волну жара Евангелина ощутила еще до того, как пламя обрушилось на нее. Она едва успела вновь призвать ауру, и на сей раз защита выдержала. Выстояла, но прогнулась под напором огня, и боль от ожогов оказалась мучительной. Храмовница пронзительно закричала. В глазах у нее потемнело, и она ощутила, как гаснут в ней последние жалкие очаги силы.
Прошло мгновение, а может быть, и час, пока Евангелина вновь открыла глаза. Она сидела на полу, скорчившись, прикрыв обожженными руками голову. Меча не было видно, – должно быть, выронила при падении. В воздухе стоял едкий запах дыма: где-то занялся огонь, и теперь пожар стремительно распространялся по залу. Паника, обуявшая толпу, усилилась, люди словно обезумели, и всякий на свой манер искал пути к спасению. Кто-то запустил креслом в сводчатое окно, и осколки стекла с оглушительным звоном осыпались на пол.