Разумеется, высказывали это в типичной орлесианской манере – исподтишка и заглазно, старательно пряча камни за пазухой. Речь, в конце концов, шла об Избранной Создателем. Евангелине это стремление оправдать святотатственную болтовню хихиканьем и ядовитыми уколами казалось почти омерзительным, но что поделать – так устроена империя.
Музыканты – многочисленный оркестр, собравшийся на верхней галерее бального зала, – вдруг перешли на более быструю мелодию. Толпившиеся в зале гости дружно захлопали, одобряя их выбор, и тут же принялись выстраиваться для турдиона. Этот энергичный танец стал особенно популярен после того, как недавно пронесся слух, что его обожает императрица.
Танцоры встали друг напротив друга и приняли позицию, которая называлась «постюр друат», то есть выставили правую ногу перед собой, равномерно распределив вес тела. И началось: взмах левой ногой, прыжок на правой, потом ноги меняются, и так по пять раз. Вот танцоры дружно отпрыгнули, возвращаясь в изначальную позицию, и все возобновилось.
Зрелище выходило впечатляющее. Изрядно захмелевшие танцоры дурачились от души, хотя были и такие, кто исполнял фигуры с неподдельным старанием и заученной грацией. Гости, выстроившиеся вдоль стен, громко хлопали в знак восхищения, и к этим аплодисментам присоединились даже Верховная Жрица и ее ближние священницы.
Музыка заиграла пуще, и танцоры задвигались с неистовой быстротой. Вдруг раздался испуганный крик – какая-то девушка упала, порвала юбку да еще увлекла за собой трех соседних плясуний. В довершение с нее слетела маска и с оглушительным стуком запрыгала по полу. Музыка тотчас оборвалась, и по залу пронеслись любопытные шепотки, смешанные со взрывами хохота.
Никто не поспешил на помощь к упавшей. Та кое-как поднялась на ноги и, придерживая разорванную юбку, бросилась в погоню за маской. Величественного вида дама в громадном белом парике – очевидно, мать девушки – выскочила на середину зала и, схватив бедняжку за руку, уволокла ее прочь. Лицо матери скрывала золотая маска, однако все ее жесты выражали не столько сочувствие дочери, сколько гнев и стыд.
Опытный наблюдатель мог бы заметить, что причиной этого падения стала другая девушка – в ярко-желтом платье. Заметил бы он и еще кое-что: когда музыканты, дабы оправиться от сбоя, заиграли новую, более медленную мелодию, девушка в желтом платье тотчас направилась к кавалеру, против которого танцевала упавшая соперница. Правду говоря, Евангелина подозревала, что все собравшиеся в зале прекрасно знали, что именно и по какой причине проделала коварная девица… а также мысленно одобряли ее выходку. Великая Игра столь же беспощадна к проигравшим, сколь и омерзительна.
Евангелина все так же стояла перед помостом, на котором восседала Верховная Жрица, и незаметно, но внимательно оглядывала гостей. От долгого стояния на месте ныли ноги, и крепкий запах пота, перемешанный с при-торным ароматом духов, становился все нестерпимей. Но ей нельзя ослаблять бдительность. Беда такого количества масок в том, что под каждой запросто может скрываться наемный убийца. Любой, кого ни возьми в этой толпе, может оказаться чужаком, а его соседи об этом даже не подозревают. Приходилось надеяться, что многочисленные стражники, торчавшие в начале вечера у входа в бальный зал, отнеслись к своей задаче со всем прилежанием. Между тем ей, Евангелине, остается только одно: ждать. Быть может, через часок-другой Верховная Жрица соизволит покинуть бал – тогда-то придет конец и ее обязанностям.
– Я гляжу, тебе не терпится уйти.
Евангелина резко обернулась и увидела, что с помоста к ней спустилась одна из спутниц Верховной Жрицы. Эту женщину Евангелина видела и раньше. Рыжеволосая, коротко остриженная, с ярко-голубыми глазами, она держалась с такой хладнокровной грацией, что Евангелина ничуть не удивилась бы, окажись та вопреки церковному облачению отнюдь не духовным лицом. Может быть, она телохранитель? Для Верховной Жрицы вполне разумно не полагаться на услуги одного-единственного воина. Евангелину такое решение ничуть бы не задело.
– Ее святейшество может не опасаться, что я покину ее, – ответила она вслух.
Рыжеволосая вскинула руку и обезоруживающе улыбнулась:
– О, я вовсе не намекала, что ты можешь так поступить. Ты умеешь скрывать свои чувства куда лучше, чем большинство знакомых мне храмовников. И все же нынешнее задание наверняка вызывает у тебя невыносимую скуку.
Евангелина помедлила, не зная, как лучше ответить.
– Полагаю, рыцарь-командор вспомнил о моем происхождении и посчитал, что находиться здесь мне будет уместнее.