Первые уровни нижней части Башни были довольно безобидными. Здесь находились кухонные запасы, оружие и доспехи, огромные комнаты, наполненные таким количеством снаряжения, что его хватило бы на армию храмовников. Ниже располагались архивы — комнаты, наполненные книгами, которые не хранились на верхних этажах.
Здесь были книги о магии, музыке, философии, книги на забытых языках, и даже запрещенные книги, которые хранились под замком. Обычно архивы пустовали, но иногда Коул встречал того или другого мага, проводящего долгие часы за чтением при свете свеч. Он никак не мог понять, что такого интересного было в словах и рисунках. Ему все книги казались обычными старыми бумагами.
Намного более интересными были этажи, которые располагались под архивами. Старейшая часть Башни называлась «Ямой», и кроме Коула лишь несколько человек спускались в её глубины. Там внизу располагались затопленные проходы, которые были запечатаны кирпичной кладкой, для того только чтобы много позже стать запущенными и начать крошиться. Неустойчивые лестничные колодцы вели к древним складским комнатам, некоторые из которых были заполнены пылью, а другие — странными реликвиями. Здесь же располагался огромный мавзолей — молчаливое напоминание о храмовниках, умерших много веков назад, где поблекшие статуи забытых героев возвышались над мраморными гробами. Он нашел места, где прятали сокровища, владельцы которых давным-давно умерли. Он исследовал темные туннели, которые кружили по Башне, обрушились или вели в городскую канализацию. Знал ли об этих местах кто-нибудь наверху?
Он знал каждый клочок Ямы, кроме той её части, что находилась в центре. Там располагались подземелья, сотни и сотни темниц на многочисленных этажах. Намного больше, чем храмовники могли пожелать, и намного больше, чем они использовали. В самых старых клетках хранилось то, что осталось от пытаемых пленников — чуть больше чем немое эхо, оставленное как несмываемый след на камнях. От этого бежали мурашки по коже. Коул избегал подземелий, идя туда, только когда ему это было абсолютно необходимо.
Как сейчас.
Факелы в этих подземельях не использовались. Вместо этого в стеклянные лампы помещали светящиеся камни, сияние которых дрожало так же как пламя факелов, но было голубым и холодным. Он знал, что это было магией, потому что чувствовал её шепот, ласкающий его кожу, когда он проходил мимо. Но и таких светильников было немного. Света от камней хватало ровно для того, чтобы стражники видели, куда наступают.
Здесь был только один вход — пугающий длинный коридор со сводчатым потолком и сложными железными воротами, которые могли захлопнуться в одно мгновение. Любой, кто оказался бы заперт внутри, был бы пронзен шипами, вылетающими из темных дыр в стенах. Коул содрогнулся, когда проходил мимо. Это была не единственная смертельная ловушка в этих подземельях. Храмовники предпочитали, чтобы их пленники умирали, а не выбирались на свободу, и старые следы огня на стенах рассказывали о тех, кто предпринимал попытку сбежать.
На другой стороне коридора располагался единственный сторожевой пост — простая небольшая комната с маленьким столом и двумя стульями. На столе стояли открытая бутылка вина и два наполненных наполовину бокала, и тарелки с остывшими остатками вечерней трапезы. На стене висел плащ, а под ним на полу лежали два измазанных грязью шлема. Стражников не было, и внутренние двери были открыты. Должно быть, они были внутри.
Коул осторожно вошел в темницу. Запах страха, старого и нового, резко ударил в ноздри. Эти клетки часто использовались. Сколько пленников могло сейчас находиться в темнице, он понятия не имел, но знал, что, как минимум, один пленник тут был. Он слышал испуганное всхлипывание, которое доносилось с уходящей вниз части коридора. Ещё оттуда доносился смех, и праздная болтовня двух мужчин. Их голоса отдавались эхом.
Коул стал осторожно пробираться внутрь, пока не увидел впереди первые отблески голубого света. Два вооруженных храмовника стояли перед открытой клеткой, один из них держал святящуюся лампу. Ни тот, ни другой не носили шлема, поэтому он узнал их — Коул не знал их имен, ибо знал о них немного, но достаточно, чтобы знать, что эти двое были безжалостными охотниками, храмовниками, которые служили своему Ордену так долго, что любая жалость, на какую они были способны когда-то, обратилась в пыль.
— Осторожно, — предостерег тот, что держал лампу, — Эта умеет вызывать огонь.
Другой, которого Коул называл про себя Большеносый, презрительно хмыкнул.