– А мудрый ли это шаг? – с ухмылкой осведомился великий визирь, похлопывая себя по щеке мухобойкой.
– Что именно? – захотел уточнить. Бейлетос, главный писец Дома Серебра, ставленник визиря и лизоблюд. На кривоносом лице визиря появилась улыбка, а юркий взгляд коснулся Хатусу.
– Божественный фараон отправился к далекому горизонту, – начал издалека свое пояснение визирь. – Боль и скорбь терзают наши сердца Жители Фив покрывают себя пылью и посыпают головы пеплом. Повсюду слышен плач – от Дельты до Первого порога. Да, он покинул нас! Зачем расследовать причину его ухода? Его укусила в пятку ядовитая змея. Так было угодно богам!
Хатусу хранила молчание. Она никому не расскажет, что ей было велено сделать. Автор тайных посланий ясно указал, как следовало представить смерть фараона. Ей врезалось в память то страшное утро, когда ее супруг упал перед огромной статуей Амона-Ра. Затем его тело было перенесено в молельню при храме. Оплакивая там покойного, она нашла новое послание, где давались строгие указания, что должно последовать дальше. Ей не оставалось ничего другого, как подчиниться. Хатусу похолодела при мысли о том, что человек, славший ей послания с угрозами, мог быть в зале где-то недалеко от нее. Не Рахимер ли это? Тот человек должен быть членом совета. Хатусу раньше думала, что ей самой удастся это выяснить. Ведь письма пришли до возвращения мужа. Большинство советников прибыли в Фивы задолго до приезда фараона.
– Госпожа!
Хатусу вскинула голову. Предательская струнка пота бежала по ее лбу, но она не рискнула ее вытереть.
– Прошу меня извинить, великий визирь, но меня отвлекли сладкие воспоминания о моем покойном муже.
Хатусу с удовольствием отметила, как понимающе закивали командиры полков, и на их лицах читалось недовольство бестактностью Рахимера. Возможно, Рахимер перешел черту дозволенного? Она все же скорбящая вдова. Ее супруг, божественный фараон, – скончался при загадочных обстоятельствах! Она имела полное право желать такого расследования.
– Госпожа, – продолжал Рахимер, язвительно щурясь, – вы считаете, что было благоразумно открывать дело и тем самым давать повод для базарных пересудов? Господин Сетос, верно ли, что вы, как прокурор короны, с большой неохотой отнеслись к возбуждению этого дела? Разве вы не предложили свой совет на этот счет?
– Господин визирь, – поднял руку Сененмут, господин визирь, если госпожа Хатусу, если Ее Величество, – он намеренно сделал упор на последние слова, – желает выяснения обстоятельств дела, пусть так и будет. Никто из присутствующих не высказался против. Никто не заявил о своих возражениях. Господин Амеротк известен своей честностью. Со смертью божественного фараона связана тайна, и поэтому необходимо расследование.
– Я согласен, – подхватил Сетос. – Я советовал Ее Величеству не возбуждать дело с государственных позиций. Однако как царица, требующая справедливости…
Его слова вызвали гул одобрения. Хатусу почувствовала себя немного свободнее. Рахимер, однако, не желал сдаваться и терять свой шанс. «Кружит, как шакал), – подумалось ей. Он желает получить регентство и полон решимости повлиять на совет. Он горит желанием представить меня слабой и никчемной! Ему бы очень хотелось отправить меня в Дом Уединения! А сам бы он вцепился в малолетнего Тутмоса и провозгласил себя регентом фараона. И долго ли ей удастся прожить в Доме Уединения, лишенной богатства, власти, влияния?
Рахимер открыл украшенный серебром кожаный мешок, где хранились документы в свитках. Такие же Мешки имелись у всех советников.
– Я слышал мнение Омендапа о положении на границах, – заговорил Рахимер. – А также о донесениях лазутчиков. По этой причине бьто созвано это заседание. Но есть еще более грозные новости. Я располагаю, как бы это выразиться, – он с хитрой улыбкой достал свиток папируса, – доказательством, что Ливия и Эфиопия замышляют союз против Египта.
– Все это к лучшему, – подал голос Сененмут, и в тоне его явственно звучали дерзкие ноты. – Но, господин визирь, да пошлют вам боги здоровья, богатства и процветания, мне кажется, мы говорили об отчете господина Сетоса о деле, которое рассматривал господин Амеротк в Зале Двух Истин.
Хатусу отвела взгляд. Сетос опустил голову, скрывая усмешку. Часть военачальников прикрыли лица руками. Злоба настолько захватила Рахимера, и ему так не терпелось нанести удар, что он, забывшись, без всякого разрешения перешел к другому вопросу, что являлось оскорблением по отношению к прокурору короны. От ярости лицо Рахимера пошло пятнами. Тяжело дыша, он жестами запретил своим ставленникам вмешиваться.
– Примите мои извинения, господин Сетос. Каков будет ваш совет?
– Нам надо дать возможность суду идти своим чередом, – без долгих размышлений ответил прокурор. – Пусть господин Амеротк вынесет свой приговор. Нам придется немного подождать.
Опершись руками о маленький столик, он устремил взгляд на противоположную стену, украшенную фризом, где в голубых, зеленых и золотистых тонах были изображены сцены славных побед египетских армий над морскими разбойниками. – В добавление к сказанному хочу предложить вам пригласить господина Амеротка войти в совет. Он, как вы знаете, известен своей честностью и рассудительностью. Он может задать вопросы, и, возможно, будет лучше, если ответы на них прозвучат здесь, чем в Зале Двух Истин. Более того, его добрый совет и мудрость могут пригодиться нам в ближайшие месяцы, – хитро добавил Сетос.
– Как бы то ни было, – резко проговорил Рахимер, – время уходит. – Он похлопал рукой по свитку. – Мы прервем заседание ненадолго, а затем обсудим вопрос, требующий решения. Мы должны послать армию на юг к Первому порогу.
– Почему? – поинтересовался Омендап.
– Потому что нападение произойдет там, – пояснил Рахимер. – Нам надо решить, кто из членов совета станет главнокомандующим. – Он скользнул взглядом по лицу Хатусу. – Кто поведет армии фараона?
Великий визирь отложил свою мухобойку.
– Я захватил с собой прекрасное вино. Давайте попробуем его, а затем продолжим разговор.
Члены совета, прежде чем покинуть зал, свернули пергаменты и уложили свитки в маленькие кожаные мешки, висевшие на спинках стульев. Хатусу провела по столу рукой. Красная хна на ее ногтях блестела в свете масляных ламп и факелов. И блеск этот был настолько живым и ярким, что пальцы ее, казалось, были обагрены кровью. «И если понадобится, я это сделаю, – сказала она себе. – Они считают меня ручной кошкой, но у меня есть когти, и я их еще покажу».
Она знала, что собирался предложить Рахимер. Он хотел услать из Фив Омендапа и еще нескольких полководцев; отправить на юг лучшие полки. Рахимер также внесет предложение, чтобы и она отправилась вместе с ними, поскольку так делалось всегда. Если фараон, божество, не мог возглавлять войско по молодости лет, почему бы это не сделать вдове божественного Тутмоса? Этого потребует войско. Разве не возглавила поход против ливийцев ее собственная бабушка? А в отсутствие Хатусу Рахимер организует заговор. Но будет хуже всего, если армия не одержит победу. И что тогда? Она вернется в Фивы в пустой дом? Или ее уделом станет заточение в каких – либо покоях? Мысли роились вее голове. Она сознавала, что возражения с ее стороны невозможны. И предлагать Рахимеру ехать самому было нельзя. Ему, как великому визирю, полагалось остаться и держать бразды правления.
– Госпожа?
Хатусу подняла глаза. Оставалась сидеть за своим столом только она одна, все остальные члены совета встали. Она заметила устремленный на нее странный взгляд Сетоса, занятого разговором с двумя писцами. Через раскрытые двери входили и выходили служители и слуги. Хатусу взглянула налево. Рядом с ней стоял Сененмут с двумя наполненными до краев кубками.
– Госпожа, вы продолжаете печалиться? Хатусу приняла предложенный кубок.
– Госпожа продолжает печалиться, – ответила она, улыбаясь ему глазами. – Благодарю вас за поддержку.
– Если вам нехорошо, – Сененмут возвысил голос, – тогда, госпожа, предлагаю выйти на воздух: вечерняя прохлада вас освежит.