А ему стоило запретить!
Муратов был крепко сложен, слегка худоват. Образ в одних облегающих брюках и кожаном ремне навлёк на меня постыдное желание распустить руки. Мышцы на рельефных плечах соблазнительно перекатывались от его грациозных передвижений. Я расслышала свой собственный шумный вздох и обмерла, когда парень приземлился прямо возле меня. От его медовой, чуть смугловатой кожи исходил давно выученный мною, волнующий запах.
Пожалуй, это самое хлесткое, что мог себе позволить студент, соблазняющий преподавательницу. Ему удалось раздраконить меня без прикосновений, только лишь демонстрируя собственное тело.
— Разрешите?
А?
Он занёс руку над моим плечом, сексуально прикусывая губу. В легких затрепетало от недостатка воздуха. Я задышала так, словно поучаствовала в забеге, готовая обессиленно опустить веки. Но за моей спиной что-то подозрительно зашевелилось.
Муратов достал свою футболку, что висела на спинке дивана прямо за мной.
— Спасибо. Да вы не стесняйтесь, угощайтесь.
Ах, значит так?! Я поняла… Лекса плотоядно ухмыльнулся.
Тарелка ломилась закусками, и среди них даже была нарезка фруктов. Я зло уцепила желтую дольку персика и укусила его так, чтобы по подбородку и руке потёк липкий сок. Сочная волокнистая мякоть на вкус оказалась настолько сладкой, словно сейчас был август.
— М-м-м, как вкусно! — поддадим жару.
Я облизала руку до самого запястья и одними пальцами пикантно утёрла рот. Достаточно похабное зрелище?
Кадык Муратова приподнялся, когда он попытался незаметно сглотнуть. Бедняга…
На его лице заходили желваки, а густые брови воинственно нахмурились.
— Жалко, что не пирожок с вишней, да?
Что я слышу? Сарказм? Но-но! Не нужно так сильно краснеть, раз сам это начал!
Он всё сидел с футболкой в руках и, не отрываясь, наблюдал за персональным представлением. Но когда я потянулась за второй долькой, отложил тряпку на другой край дивана, сел ко мне боком и закинул руку за спинку. Чернота зрачков поглотила бледный цвет глаз.
Готовая ещё секунду назад праздновать перевес в нашем счёте, я поперхнулась и швырнула скользкую дольку обратно в тарелку.
— Как мама поживает? — непринужденно заговорила я. Напоминание о мамочке должно было приструнить… Возбуждение.
— Хорошо. Она со мной не разговаривает.
Кто-нибудь знает, почему план "мама" не сработал?
Лекса пожал своими голыми плечами, ничуть не смутившись. Наоборот, его взгляд нагло отплясывал по моему телу и лицу долбанный падеграс.
— А как у вас с подругой?
Кхм…
— Тоже хорошо. Касаемо иглы… Её обманула цыганка на вокзале. Так что, Ирина Максимовна уволилась из университета.
Муратов пораженно приоткрыл рот. Мне показалось, он хотел что-то уточнить. Но по итогу качнул кудрявой головой и заливисто рассмеялся.
Боже, какой он красивый…
В груди у меня заклокотало. Тело напрашивалось прижаться к Муратову, хотелось чувствовать, какова наощупь его кожа, попробовать обнаженную шею губами. Мы же оба понимали, для чего Лекса привёл меня сюда, без свидетелей? Что пересекаться где-либо вдвоём было рискованно для репутации. Мы исполняли противоположные социальные роли, а «оставаться наедине» нам было просто воспрещено, хоть и дико хотелось.
Поэтому мы тратили время, не решаясь переступить черту.
— Кстати, что такое «релиз»? — да вовсе не это я хотела спросить! Только успев просмеяться, Муратов изумленно замер. — Нет, не отвечай! Просто… Поцелуй меня.
Смелость растворилась в разгоряченной крови. Она отхлынула куда-то в ноги, и я ощутила, как голову сдавил страх. У Муратова округлились глаза. Думаю, он и так уже много натворил, следующий шаг оставался за мной.
И пока я не ляпнула вслух про поцелуй, казалось, будет здорово исполнить по одному желанию из наших списков прямо сейчас…
Его грудная клетка стала тяжело вздыматься. Несмотря на то, что Муратов игриво ухмылялся, меня затрясло от неловкости.
— Знаете… Там, откуда я родом, не принято целовать девушку до свадьбы.
Из холода меня бросило в жар. Рядом с Лексой мой организм никак не мог привыкнуть вырабатывать адреналин. А ему явно нравилось видеть меня в замешательстве…
Что ж, принципы красивые, достойные. Только полуголый парень продолжал разваливаться на диване, вещая про мораль. Хватит трепать мне нервы!
Я была не готова встретить отказ…
Кудрявая Башка поднялся с дивана. Мелькнула мысль, что он собирался уйти, и всё происходящее — просто плод моей влюблённой фантазии. Нет никакой взаимности, а только ни к чему не обязывающий флирт. А я взяла и только что всё разнесла. Сердце пропустило пару ударов, но Муратов зарулил к кухонному шкафу и зачем-то принялся вальяжно открывать все подряд ящики. В одном из них, видимо, отыскал необходимое.
Имелось одно предположение, что это было, но верилось слабо…
Я опоздала с размышлениями про его Родину, про инопланетный язык, на котором он говорил с поварихой, и даже с выводами о последствиях того, что Лекса сжимал в ладони, когда приблизился ко мне на неприличное расстояние.
Между делом он отпил из моего нетронутого стакана и облокотился одной рукой о спинку дивана. Наши носы соприкоснулись, и это уже было полнейшим сумасшествием. Но уже через несколько секунд стало мало и этого, напряжение возросло до предела. Не было ничего важнее, чем дотянуться до его дразнящего рта. Муратов нырнул пальцами в мою укладку и требовательно обхватил за голову, вынуждая довериться. Кажется, нас не разделяло даже его сладкое дыхание. Я ощутила невесомое соприкосновение и нетерпеливо вздрогнула.
— Эй… Ты же сказал, до свадьбы нельзя, — не узнавая свой осипший голос, я перешла на шёпот в надежде, что он ничего не разберёт. Его губы как бы невзначай задели мои, вызывая прилив жара между ног.
Это было бы слишком просто.
— А вы уже хотите за меня замуж?
У меня перехватило дыхание.
Дурак!
Не дожидаясь пощечины, Муратов начал двигать головой, скользя своими губами по моим. Что-то между прерывистыми поцелуями и помешательством. Я намокла в ту же секунду, позволяя себя направлять. Теперь мы кивали навстречу друг другу, цепляясь за губы, и это моментально вывело меня из себя. Лекса знал толк в изощренных удовольствиях.
Меня стремительно настигал нервный срыв. Разгоряченное тело уже вовсю била дрожь, я чувствовала, как белье врезалось в пульсирующие половые губы. Его глаза оставались прикрыты, а густые ресницы трепетно вздрагивали. Лицо обрамляли чёрные кудри. Муратов плавно ласкал мой рот, и это было сродни жестокому издевательству. Как и каждое наше столкновение в ВУЗе.
Нежности превратились в тактильные муки, любое касание вызывало возмущение. Нужно было урвать воздуха. Я чуть шире открыла рот, и Лекса тут же этим воспользовался. Он оставил меня без вожделенного вдоха, протолкнув в рот горячий и сладкий язык. Минуя все промежуточные стадии, от безобидных ласк он перешёл к остервенелому глубокому поцелую, вдавив меня в диван.
Моя голова не держалась на плечах, она лежала в его крепко сжимающей руке и послушно позволяла Муратову мокро ласкать меня языком. Я готова была отдаться ему без прелюдий, но не решалась препираться. Через поцелуй чувствовался огненный, властный характер, шутить с которым было небезопасно, а я и так с первого дня нашей встречи стремилась его подчинить…
Мы жарко, торопливо истязали друг друга. Неужели это происходило наяву? Я потянула руки к его торсу. Горячий, жёсткий. Под прикосновениями мышцы сократились, и мне в губы угодил один тяжёлый тёплый выдох. Лекса весь покрылся мурашками и, как ошпаренный повалил меня на диван.
Под весом его тела я ощутила себя достаточно защищенно от всего пространства и запредельно уязвимо — перед возбужденным Муратовым. Он прижался бляшкой ремня и пахом к моему бедру, пытаясь отмахнуться от непослушных кудрей. Завитки лезли нам на лица, мешая целоваться. Я вожделенно запустила в них руку, наконец, узнав, какие они мягкие наощупь, и помогла убрать пряди. Лекса приластился ко мне губами, беспорядочно рассыпая поцелуи по скулам, рту и овалу лица, а я, как могла, отвечала и нетерпеливо ерзала, чувствуя, насколько он возбуждён. Горячий твердый член упирался во внутреннюю часть бедра через нашу одежду. Меня снедало изнутри от нетерпения, между ног жалобно ныло.