— Артём, а ты, оказывается, пессимист. Куда чувство юмора делось? Одногруппницам твоим совсем стало скучно учиться. Так и до выпуска не досидите.
Он посмотрел на меня с каким-то укором. Мол, «вы же знаете, почему так». Знаю-знаю, может, хоть выговоришься…
— Мне не хочется смеяться. Вообще ничего не хочется.
И самое интересное, что Артём не упоминал ни слова про Иришку. У меня создалось впечатление, что он даже не помнил, по кому страдал.
С десять минут я наблюдала за людьми, толпами передвигающимися от вокзала по узким тротуарам и выходящим даже на проезжую часть. Другие встречные кучки сновали внутрь здания, чтобы уехать в пригород, домой. Ничего подозрительного я не замечала…
Пока вдруг не шелохнулась от знакомого лица, оказавшегося неприлично близко к моему. Сосредоточенная на поисках, я не ожидала увидеть перед собой женщину и напугано подскочила со скамейки. На секунду мне показалось, что эти умопомрачительно голубые глаза принадлежали Муратову.
— Вы что? Изменяете моему сыну? — Анна Дмитриевна задрала светлые брови, одной рукой нащупывая что-то в куртке. Кажется, это был телефон.
Изменяю? От этого слова у меня свело тело, словно вместо крови по венам запульсировала кислота. Если она хотела сделать фото, то ей стоило подождать час-другой в засаде и увидеть, что я караулила её свекровь.
Омерзительно!
— Здравствуйте, Анна Дмитриевна… — я посчитала нужным не отвечать на провокацию, иначе бы от бессилия просто упала в урну. — Вам… Привет от Лексы.
Он звонил мне утром, но я, как чувствовала, не стала писать маме. «Удачно передала» сейчас. На самом деле, мне было дико страшно, и я просто не смогла связать две строчки в смску. Решила, что как-нибудь потом свидимся… Но не так же скоро!
Нужно было срочно сказать правду. Надеюсь, она прозвучит достаточно убедительно, чтобы Анна Дмитриевна не мучила меня, себя и сына беспочвенными подозрениями.
— Вы, наверное, не поверите, но я жду Иду, — нервно сглотнув, я заглянула в недоверчивые бледные глаза женщины.
Имя цыганки застало маму врасплох, и она удивлённо на меня уставилась. Круглые голубые радужки в свете скрывающегося солнца сделали её похожую на безумную. Затем женщина насупилась. И вот, наконец, моргнула. Так лучше…
Её суровое лицо едва заметно смягчилось. Неужели Анна Дмитриевна действительно посчитала, что я могу изменить Лексе?
— Ну, почему же не поверю… Я сама её жду.
Не сразу переборов обиду после её отвратительного предположения, я настороженно отшагнула и ощутила, как ноги соприкоснулись со скамейкой. Отходить от напирающей мамы было уже некуда. Но я вдруг осознала, что она только что сказала…
Как? Анна Дмитриевна ждала Иду? Интересно, зачем… Судя по нашему «гостеприимному» чаепитию на каникулах, мама на дух не переносила цыганку.
Я так и не решилась спросить, потому что выражение её лица дико исковеркалось. Анна Дмитриевна будто испытала физическую боль, сознавшись в своих мотивах.
— А это кто такой? — белокурая женщина, презирающая шапки, грозно тыкнула в Артёма острым ноготком.
— Надеюсь, новый пациент вашей свекрови. У неё хорошо получается… «Лечить» людей, — я намекающе вскинула бровями. Анна Дмитриевна должна была понять, о чём идёт речь.
Она сощурилась, как и Тёмик, всё это время наблюдающий за нами с брезгливым лицом. Кажется, он был в шоке, что свекровь этой злой бесцеремонной тёти будет его от чего-то лечить, но побоялся сунуться.
— Какая вы сердобольная. А как узнали, что она сегодня будет в городе?
Теперь мама выглядела заинтриговано и даже… Безобидно? Но больше рассказать ей мне было особо нечего.
— Я-я… Не знаю? Наугад пришла.
Она сожалеюще поджала губу и тяжело вздохнула, усаживаясь посередине скамейки.
— Ясно… А я думала, вы уверены. Придётся опять тут торчать, — опять? Любопытно складывались обстоятельства… — Я её не одну неделю уже караулю, так и не встретила.
Анна Дмитриевна что, решила помириться с бабушкой Лёши? Это было просто фантастикой!
Я одна осталась неприкаянная и нехотя опустилась на краешек скамьи. Не очень-то приятная компания, чтобы скоротать вечер. Да ещё и шансов встретить Иду почти нет. Артём пугливо выглянул из-за головы сосредоточенной мамы, изо всех сил показывая мне одними мышцами лица, что ему неловко.
Ну потерпи! Теперь мы двое в заложниках.
— Похоже, у него это серьёзно, — прискорбно бросила мама, не глядя мне в глаза.
Тут и к гадалке не ходи, было понятно, что она про Лексу.
— Ну да. Тогда, в пятнадцать лет, он проработал официантом меньше месяца. И всё это время пропадал на репетициях, — оправдываясь за её сына, я пожала плечами.
Надеюсь, мне не прилетит от него за правду. Пора бы уже и рассказать…
— Ясно. Я не про музыку, — Анна Дмитриевна пренебрежительно скривила губу. — Я про вас. Не думала, что буду созваниваться с сыном раз в неделю, чтобы выслушивать, как он без вас не может жить.
Я сидела не шелохнувшись, не понимая, радоваться или плакать. К горлу подступил ком.
Муратов рассказывал очень мало о том, что с ним происходит. Последнее время, когда мы виделись всё реже по видео-связи, мне бросалось в глаза то, как тщательно он старался не показывать лишнего на камеру. И в окружающем его пространстве, и… В себе? Он даже сидел, порой, как-то неестественно, пряча от меня большую часть лица. Боюсь даже представить, что он мог скрывать…
Мне было безумно тревожно, но Лекса упорно твердил, что всё отлично.
Там с ним была шумная молодая компания. Его частенько одёргивали, прерывая наши разговоры, а Лёша суетился, пряча от меня чужие лица. Под вечер я часто слышала и женские голоса, и лязг бутылок, отгоняя от себя напрашивающиеся мерзкие картинки. И теперь, узнать от его мамы такое признание, было настоящим спасением.
— Тройку — это он у вас попросил? — вполне себе спокойно выдала Анна Дмитриевна.
Ну конечно, она была умной женщиной. Я давно это поняла, но отрицательно помотала головой, пытаясь не разреветься от переизбытка чувств.
— Ну и ладно, не говорите.
У Артёма округлились глаза. Лексу, бросившего учёбу и отправившегося покорять шоу-бизнес, обсуждал весь университет. Так что, сложить один плюс один у засланного казачка не составило проблем. Кажется, он понял, о ком идёт речь… Мне хана.
Да и чёрт с ним!
Выслушивать, как он без вас не может жить. Выслушивать… Почему я не могу это выслушивать? Мне Лёша говорил такие важные вещи не так уж часто. Хотя, может ему просто мешали чужие…
От сумбурных мыслей меня бросило в жар, загорелись щёки, и я слегка расстегнула куртку.
— Смотрите-ка! — Анна Дмитриевна встрепенулась, выслеживая кого-то вдали. — Смотрите быстрее! Это Ида?
Я спешно обернулась и присмотрелась к скоплению людей через дорогу. Несколько аляпистых юбок развивались на женщинах, выбегающих с вокзала.
За ними что, гнались волки?
— Похоже, это она…
— Она сейчас уйдёт! Быстрее!
Мама вскочила с лавки и со всех сил кинулась к переходу. Теперь нам с Тёмиком ничто не мешало ошарашено переглянуться.
— Что происходит? — угрюмо пробубнил Артём.
Если бы я знала…
— Догоним — расскажу!
Я дёрнула его за руку, заставляя подняться и побежала следом за шустрой Анной Дмитриевной.
Мышцы ног тут же загорелись и перехватило дыхание. Она что, входила в олимпийский резерв? Что маме было нужно от Иды, чтобы перепрыгивать через ограждения и чемоданы, как через гимнастического козла?.. У нас со Степановым не было столько мотивации к погоне, но за Анной Дмитриевной нужно было срочно присмотреть!
С разной скоростью мы все оказались по другую сторону дороги и под разъяренные выкрики водителей и гудки ломанулись вслед трём удирающим женщинам. Возможно, преследовать их было не лучшей идеей, потому что, очевидно, в этом деле нас уже кто-то опередил.
Но мама бежала так, словно от Иды зависела её жизнь.
— Я… Боль-ше… Не м… Не могу! — умоляюще выдохнул Артём, притормозив возле входа в метро и наклонившись к своим коленям.