Роберт и Джино Сальваторе
«Маска Тени»
Часть первая
Свет, проникавший в крохотную грязную комнатушку, вырвал меня из сна. Я посмотрел вверх, прикрывая рукой глаза. Солнечные лучи проникали через короткий коридор, который вел на пляж. Однако я не мог сказать, утро сейчас или вечер, находимся мы лицом к западу или востоку.
Вряд ли сейчас это было важно. В дверях стоял высокий мужчина, слегка накренившийся вправо на своей деревянной ноге. Со стуком и шарканьем он вошел в комнату. Дверь за ним захлопнулась, сразу поглощая весь свет, кроме того, что лился через трещину под дверью.
— У тебя найдутся еще истории, или пришло время убить тебя? — хрипло спросил пират. Он положил что-то между коленями — я догадался, что это факел. Пират попытался запалить его, и я услышал, как трется о трут кремень.
— Собираетесь убить меня, когда я закончу рассказ? — спросил я
— Да, наверное, так и будет. Мальчики не любят слишком долго держать пленных. Это заставляет нас быть вдали от моря.
— От грабежей и убийства, ты хотел сказать.
— Называй, как хочешь, — сказал он с усмешкой.
— Если ты все равно убьешь меня, зачем мне продолжать?
Пират рассмеялся.
— Ты и раньше видел, как умирают люди, щенок. И ты знаешь, каково это. Спросил бы ты любого из них, что они готовы были отдать за еще один день! Будь уверен, что история, рассказанная старику, вроде меня — не слишком высокая плата.
Трут снова щелкнул о кремень, высекая несколько искр, которые осветили лицо старого пирата и его ужасную златозубую усмешку. Но это не помогло зажечь факел, и комната снова погрузилась в тень.
— Слова человека, который понятия не имеет, о чем говорит, — ответил я. — Плевать ты хотел на смерть. Хоть на свою, хоть на чужую.
— Сильные слова, щенок, — прорычал он. — Но ты не угадал. Однажды и у меня был день, когда я умирал. И я готов был торговаться с любым, кто стал бы слушать. Я жив лишь по воле богов.
Удар кремня о трут снова высек искры. Улыбка пирата исчезла, его лицо осветил жутковатый свет. Но факел опять не зажегся.
— Вижу, ты сполна расплатился с ними за это, — съязвил я.
— Так и есть! — ответил пират. — Я поклялся, что проживу каждый день так, словно это мой последний день. И я ни разу не нарушил своего обещания. Теперь я предлагаю шанс тебе, парень. Либо это твой последний день, либо ты рассказываешь мне свою историю.
И снова полетели искры. Наконец, пропитанные маслом тряпки поймали искру и вспыхнули.
Глава первая
— Куда ты дел камень? — прошептал хриплый голос сверху.
Я снова встал на четвереньки. Башмак Эсбила придавил меня. Я почувствовал тупой удар куда-то в центр тела, но даже не заметил боли сквозь туман, который окутывал мою память. Где же камень?
— Где? — Эсбил снова пнул меня.
Черная маска из резного обсидиана, тень под капюшоном струящейся черной мантии, смотрели на меня из глубин памяти. Она говорила… её голос был таким мягким, таким нежным. Её голос… Я слышал его лишь один раз, но он казался таким знакомым. Башмак демона снова обрушился на меня, на этот раз целя в голову. Я вскинул руки вверх, принимая всю тяжесть удара, сила которого заставила меня кубарем покатиться в сторону. Я влетел в стену узкой улицы, и удар вышиб дыхание из моего тела.
Я поднял глаза вверх, следуя вдоль мускулистой ноги, покрытой черными брюками. Мой взгляд скользил от кожаного жилета и красных рук, сложенных на груди, на ухмылявшееся лицо, угловатое и безволосое, и красные глаза, светящиеся яростным огнем. Рядом с головой существа виднелась рукоять меча, ужасное оружие с зазубренным лезвием — демонический клинок, соответствовавший мерзкой душе хозяина.
Демона. Эсбила. Он преследовал меня по всему Побережью Мечей. Его меч. То же самое лезвие, которое убило моего наставника Перро.
Время потекло медленнее. Все ощущения стали более отчетливыми: рыхлый песок, покрывающий улицу, грубый камень стены позади меня, недостроенной, по которой так легко вскарабкаться, простиравшееся над головой небо, освещенное восходом солнца, которое заберет у демона преимущества темноты. Не осознавая своего движения, я нашел руку на рукояти оружия, стилета Перро. Туман, царивший в голове, рассеялся. Восприятие стало неожиданно ясным.
Эсбил снова заговорил:
— Где…
— У меня его нет, — мой голос не дрогнул. — И ему никогда не быть твоим.