Но из-за шума и суеты, которые поднялись на палубе, Дюдермонт не мог услышать меня. Мужчины поднялись по вантам, чтобы раскрыть паруса. Другие подхватили веревки, чтобы привязать и закрепить все движущиеся предметы на палубе. Люди вбегали и выбегали из трюма.
— Смена! — снова закричал я вниз. Когда я решал покинуть воронье гнездо, кто-то обязательно должен был принять мой пост. Но новый приказ капитана Дюдермонта все поставил с ног на голову. Вероятно, мой сменщик деловито задраивал сейчас какой-нибудь люк.
Я посмотрел на палубу.
— Смена! Ну, пожалуйста!
Но меня все еще никто не слышал. На передней палубе я увидел Вульфгара, который, вместе с несколькими другими членами экипажа, выкидывал якорную цепь — весь якорь — за борт корабля. Виси якорь на прежнем месте, шторм мог повредить ту часть корабля, сбрасывая якорь в море, где тот мог потеряться. Или, что еще хуже, якорь плюхнется в воду, но никуда не денется. Он вопьется в морское дно, удерживая нас на месте. Тогда мы не сможем подниматься и опускаться, двигаясь в такт со штормом, в результате чего корабль может получить непоправимые повреждения.
Бренор наклонился через перила, семнадцатый раз за день тепло прощаясь с обедом.
Дзирт двигался по такелажу, так легко и изящно, как я никогда прежде не видел. Он шел вдоль узких рей и канатов так, словно они были твердой почвой. Эльф был занят, помогая разворачивать последний парус. Это заставило меня нервничать. Если мы войдем в шторм с развернутыми парусами, их порвет на мелкие кусочки. Дюдермонт делал ставку на расстояние, которое мы пройдем до того, как буря настигнет нас. Он прикажет свернуть паруса и остановиться перед тем, как ураганный фронт накроет корабль.
— Я подменю тебя, — раздался женский голос снизу. Даже не глядя туда я знал, что это была Кэтти-бри. Единственная женщина на корабле.
Я соскользнул вниз мачты. Сейчас я очень хорошо научился спускаться из вороньего гнезда. Девушка полезла наверх, подмигивая мне, когда проходила мимо.
Оказавшись на палубе, я сразу похромал к капитану.
— Сэр, вы кое-что упустили, — я старался, чтобы мой голос не дрожал.
— Что, Мэймун? — сухо ответил Дюдермонт. Он не сводил глаз с заметно потемневшего горизонта.
— Другой корабль.
— А что с ним?
— Они повреждены, как мне кажется. Нам нужно помочь им, — последний корабль стоял перед моими глазами, Джоэн в цепях. — Мы можем добраться до них до того, как шторм накроет нас, если развернемся и двинемся полным ходом, — сказал я.
Дюдермонт развернулся ко мне.
— Мы поплывем против ветра.
— Нет, сэр, вы не правы, — указал я на грозовую тучу. — Видите ли, ураган идет с запада, он толкает перед собой ветер. Буря, вероятно, кружится, так что ветер придет с юго-запада. Если мы развернемся, чтобы перехватить корабль, мы окажемся на юго-востоке, прямо перед грозой. Ветер не будет идеальным, но мы все еще сможем двигаться.
Капитан смотрел на меня сверху вниз.
— Тогда мы попадем в шторм вместе с ними.
— Да мы туда в любом случае попадем, — сказал я, делая шаг к перилам, чтобы встретиться с ним взглядом. — Корабль уже поврежден, капитан.
— И вряд ли они переживут шторм. Наше присутствие рядом с ними ничего не поменяет, — сказал Дюдермонт, разворачиваясь обратно к морю и давая понять, что разговор окончен.
Я потянул его за рукав, желая, чтобы он снова посмотрел на меня.
— Мы можем взять их экипаж к себе на борт, — сказал я, в полной мере осведомленный о собственной грубости.
Дюдермонт продолжал наблюдать за горизонтом.
— Я не стану рисковать кораблем и жизнями собственного экипажа. Спасибо за твое мнение, но я принял решение.
Я топнул ногой.
— Но вы не правы, сэр, — сказал я.
Дюдермонт развернулся лицом ко мне. Я никогда не видел огня, пылавшего сейчас в его глазах.
— Капитан этого корабля я, а не ты. И вся тяжесть решений падет на меня, а не на тебя. Не думай, что ты единственный, кто видит истину. Я знаю, что может произойти, я взвесил все варианты и принял решения. Если у тебя есть мнение, я выслушаю его, но как только решение будет принято, ты не станешь оспаривать его до тех пор, пока находишься на моем корабле. Я ясно выразился?
— Да, сэр, — пробормотал я.
— Хорошо. Ты свободен, — не говоря ни слова, Дюдермонт пошел прочь, направляясь к корме.
Я едва мог дышать, не говоря уже о том, чтобы протестовать глядя на то, как он уходит. Я похромал в трюм. Но я чувствовал себя слишком униженным, чтобы спать. Дюдермонт только что отстранил меня во время критической ситуации. Никогда прежде он не поступал так ни с одним членом команды. Я едва мог принять подобное оскорбление. Согнув мою онемевшую руку, я почувствовал уколы в предплечье. Если экипаж слышал спор — ссору? Станет ли капитан Дюдермонт рассказывать им о моей наглости? Я зарылся лицом в подушку. Я никогда больше не решусь показаться на палубе.