— Все, братцы, хватит обниматься-целоваться! — прогремел вдруг голос Велигора. — Тащите на круг дрова, зажигайте побольше костров! В центре круга мы сложим трофеи, и я каждого награжу по заслугам. Хватит нам размахивать палицами да из луков постреливать — мечи обрели добрые, копья, шлемы, кольчуги. Всем достанется! Туда же, в середину круга, поставьте и этого хитрого старца. Посмотрим, что он за шустрый ежик, которого голыми руками не возьмешь. А после пир устроим!
Тотчас закипела работа. Люди, воодушевленные предстоящим праздником, сновали по городищу, словно муравьи по муравейнику, тащили бревна и дрова. И вот запылали костры, бросая отблески пламени на сложенное в центре оружие. Близ него поставили и Краса, так и не выпустившего из рук мешок. Стоял он спокойно, и только густые усы да борода, да еще и сумерки мешали разбойникам видеть усмешку на его губах.
— Ну, старый пень, — заговорил Велигор, когда разбойники, сидя на корточках подле горящих костров, замолкли, — если не хочешь, чтобы я с тебя живого кожу содрал, выкладывай поскорей, кто ты таков и куда направлялся. По одежде твоей судя да по отряду, что ехал с тобой, птица ты важная. Отвечай поскорей! Не видишь разве, как заждались товарищи мои, ожидая раздачи наград и веселого пира?
В подтверждение этих слов разбойники заулюлюкали, застучали палками о палки. Велигор, статный, усатый, бритоголовый — только единственный клок волос свисал у него чуть ли не до плеча, — поднял руки, и крики стихли.
— Право, отвечай скорей — некогда нам!
Все видели, что старик всем своим видом выказывает смущение, оглядывается по сторонам, словно в поисках сочувствия, обеими руками прижимая к груди что-то плоское, находящееся в мешке.
— Великий князь Гнилого Леса, — трепещущим голосом наконец заговорил Крас, — не потому скрываю я от тебя, откуда еду, что не боюсь смерти, — очень боюсь! Не знаешь ты разве, что на самом деле старцы сильно привязаны к жизни…
— Брось нести всякий вздор, — прервал его князь, — говори дело!
— Говорю, говорю, только не казни. Знай, что еду я из Бореи, от государя могущественнейшего племени игов, Грунлафа, и везу в Ладор портрет его дочери — то есть изображение ее лица, сделанное красками на дереве. Благородный Грунлаф хочет выдать свою дочь замуж за Владигора, но тот не видел лица княжны. Если Владигор не согласится взять в жены прелестную Кудруну, то после сбора урожая Грунлаф устроит состязание стрелков из лука, и тот, кто победит, получит в качестве награды его дочь. Ах, славный князь Гнилого Леса! Отпусти ты меня с миром. Что толку тебе от изображения лица какой-то там девицы? Ведь если я не довезу портрет, то Грунлаф казнит меня. Видишь, как я с тобою откровенен…
Велигор и все разбойники с интересом слушали речь старика. Всем им ужасно захотелось взглянуть на изображение той, что зовется Кудруной и является дочерью Грунлафа, о набегах которого на соседние княжества они слышали.
— А ну-ка, покажи мне эту самую Кудруну, — потребовал Велигор.
— Что ж, князь, я покажу ее тебе, потому что ты этого достоин, — ответил Крас, залез в мешок и достал оттуда плоский ящичек с портретом. Ключиком, что висел у него на шее, колдун отпер ящичек, положив его на землю, с благоговением извлек доску с изображением княжны и, склонив седую голову, подал ее Велигору.
— Эх, плохо вижу, подойду к костру, — сказал князь Гнилого Леса, подошел к ближайшему костру, и все увидели, что едва он взглянул на портрет, как вскрикнул, будто пронзенный стрелой, и застыл с раскрытым ртом и странно округлившимися глазами.
Разбойники, что были ближе всех к Велигору, пытались заглянуть через его плечо, и те, кому это удавалось, так же вскрикивали и уходили прочь, держась за голову, а иные продолжали неотрывно смотреть на портрет через плечо своего предводителя.
— Дайте и нам посмотреть! — раздались отовсюду голоса. — Мы, Велигор, тоже в нападении участвовали! Право имеем!
Вот уже чья-то дерзкая рука вырвала доску из рук оцепеневшего Велигора, и пошел портрет гулять по рукам людей, одетых в шкуры, косматых, грязных, с грубыми, точно кора старого дуба, лицами, и едва они бросали взгляд на лицо девушки, как тотчас замирали, подобно Велигору. Слышался восхищенный шепот: