Лёжа меж двух кустов колючего кустарника, я наблюдал за передвижением солдат и их организацией ночёвки. В голове зрел безумный план, реализовывать который мне очень сильно не хотелось. Но, как назло, ничего другого на ум не приходило. Если же ничего не предпринять сейчас, то завтра утром люди князя выступят в дорогу, и к концу дня прибудут на место. Нужно было действовать, и риск был оправдан.
Дождавшись наиболее тёмного времени суток, я предпринял новую вылазку. Моей целью стала та самая небольшая телега, которая сейчас стояла особняком. Никто не хотел спать или есть по соседству с трупом, уже изрядно промариновавшимся на солнышке. И это сейчас играло мне на руку. Осталось только придумать, как ненадолго отвлечь тех солдат, что не отправились со всеми на боковую, а остались бдеть.
Костёр в центре лагеря догорал, но угли ещё потрескивали жаром и дарили тепло вокруг. Далеко не всем нашлось место в единственном крытом обозе, остальным пришлось разместиться прямо на улице. При этом лучшими местами безусловно считались те, что были поближе к кострищу. Этим тоже можно воспользоваться.
Забравшись под телегу, я решил вновь попробовать себя в аспекте преобразования. Я сконцентрировал своё внимание на куче красных угольков, то и дело вспыхивающих от набегающего на них ветерка. Попробовал зацепиться за это движение воздуха, почувствовать его направление, изменение давления… Всё, что мне было нужно — на мгновение его усилить.
Голова закружилась от несвойственных человеческому восприятию чувств. Но в то же время они завораживали и не отпускали. Хотелось пробовать познавать этот мир по-новому, снова и снова…
Уже готовый к такому повороту, я усилием воли оборвал этот приступ эйфории и сосредоточился на своём желании и его воплощении. Давай же, Бес, помогай!
Короткий сильный поток ветра разметал угли из кострища, прибив их к завёрнутым в походные плащи людям. Не прошло и пары секунд, как вскрикнул первый из них. Уголёк прилетел ему в район густой шевелюры, а следом начали подскакивать и остальные. Кому-то прожгло дырку в одежде, кому-то обожгло руку или ногу. Апогеем стало вспыхнувшее спальное место до последнего нежелающего просыпаться воина. В итоге уже орущего благим матом его пришлось тушить соратникам, сбивая пламя тряпками и плащами.
Я же, воспользовавшись поднявшейся суматохой, умыкнул с телеги тело, сначала стащив его на землю, а затем, взвалив себе на спину, скрылся вместе с ним в темноте ночи. Тащить пришлось изрядно, ибо от трупа предстояло избавиться. В итоге, углубившись в рощицу метров на 50, я наконец решил, что этого будет достаточно. Копать яму не стал, просто свалив тело в траву погуще. Найдут его однажды или нет, было совершенно неважно, так как к тому моменту мой план либо сработает, либо же мне придётся удирать со всех ног.
А ещё я снял с него одежду, и, как бы мне не было противно, начал натягивать её на себя. Не подцепить бы ничего… Лицо подмазал кровью, которую пришлось добыть из себя, но много её и не потребовалось.
Вернувшись обратно к лагерю, я предварительно убедился, что пропажу никто не заметил. Люди уже успокоились и вновь улеглись спать, и лишь наиболее пострадавший от огня воин всё никак не мог найти себе место, чередуя сдержанные стоны с забористыми матерными словами.
Я аккуратно, не издавая шума, забрался в телегу и накрылся некогда белой, а ныне наполовину бордовой от засохшей крови простынёй. Деревянные борта хорошо прикрывали от нежелательных взглядов, которые могли при должном желании различить противоестественное шевеление давно мёртвого тела.
Улёгшись поудобнее, я в очередной раз оценил свой план, как безумный. Но выбор уже сделан, осталось только дождаться утра.
Всё тело Шинка сопротивлялось раннему подъёму. Ночка выдалась неспокойной, да ещё и на редкость холодной для этого времени года. Почему командир приказал ночевать в поле, а не в деревне, которую они оставили 10 лиг позади, он не понимал. Но и спрашивать побоялся. Сам Шинк был из людей Зелёного барона, которому успел прослужить всего ничего, и двух лет не наберётся. А теперь вот по указу своего же господина перешёл в княжеское подчинение. И как человек новый, да к тому же пришлый, особого положения в дружине пока не имел, от того предпочитал помалкивать. Ровно по той же причине места у костра ему также не досталось, из-за чего он продрог и не выспался.