Натали больше разговаривала с другими соседями, но юноша был даже рад, потому что мог наблюдать за ней, запоминая каждое движение глаз, рук, губ. Если бы она обратилась к нему, Николя, пожалуй, смутился и ляпнул бы какую-нибудь невообразимую глупость, и тогда долгожданная встреча была бы непоправимо испорчена.
Княгиня Донская между тем завела разговор о нашумевшей статье графа Толстого, который выступал против существующей системы образования.
— Подумайте только, — проговорила она с ироничной усмешкой, — граф утверждает, что университет готовит не таких людей, каких нужно человечеству, а каких нужно испорченному обществу. Я цитирую дословно.
— Оригинальное мнение! — отозвалась Аглая Васильевна.
Князь Петр Владимирович желчно заметил:
— Не так уж оригинальничает этот ваш граф, когда называет людей университетского образования больными либералами.
Княгиня Стукалова оповестила всех:
— Наш Николя собирается поступать в университет.
«Кто тебя за язык тянул?! — Николя метнул на тетушку гневный взгляд и опустил глаза. — Теперь этот отвратительный князь начнет смеяться надо мной!»
Но, будто почувствовав недовольство племянника, Аглая Владимировна сменила тему разговора и громко спросила, заставив Лизу вздрогнуть и прислушаться:
— А что, Петр Владимирович, театральная премьера, на которую вы спешили вчера? Понравилась ли вам постановка?
— Бездарна, как всегда, — отозвался князь равнодушно.
Лиза метнула в него ненавидящий взгляд.
— А тот актер, о котором говорит весь Петербург? — Вступила в разговор Лидия Сергеевна Офросимова. Как же его…
— Вы, верно, имеете в виду Алексея Кузминского? — внезапно оживившись, уточнил Донской. — Он действительно хорош! Не переигрывает, чем грешат многие его собратья. И, кажется, действительно понимает то, что играет. По-видимому, совсем не глуп. А красив так, что невольно возникает предположение, нет ли в нем благородной крови.
Изумленного Лизиного взгляда он не заметил. Графиня Донская неожиданно прервала сына:
— Внешняя смазливость, Петруша, еще не признак благородного происхождения.
Николя с тревогой посмотрел на сестру, взглядом умоляя Лизу удержаться и не бросаться на защиту Кузминского. И она поняла его, опустила голову, хотя нелегко было сдерживаться.
В этот момент Николя отвлек голос, в который он влюблялся все больше.
— Вообразите себе, — оживленно делилась Натали с соседкой, — мы веселились в саду Соколовских, как дети! Играли в жмурки, танцевали, пели. Даже катались с деревянной горы. Она у них такая большая! Вы никогда не забирались на нее?
Взглянув на унылую, лошадиную физиономию той, к которой обращалась Наташа, Николя подумал, что такая девица и в двенадцать лет не знала таких радостей. Вот они с Лизой вполне могли бы составить Натали компанию. Если бы только она пригласила их… Но разве обычный провинциал может быть интересен такой потрясающей девушке? В Натали уже сейчас чувствовалась будущая светская львица. И супруга ей, конечно, подберут с именем и положением… А он? И наследство, и какое бы то ни было занятие — еще в будущем. Разве станет Натали ждать его несколько лет? Да и с чего бы ей ждать? Она даже внимания на него не обращает.
Занятый собственными переживаниями, Николя почти забыл о сестре. Лишь перед тем, как подали кофе, он взглянул на Лизу, и поразился откровенным страданием, написанным на ее лице.
«Что это с ней? — встревожился Николя. — Неужели князь чем-нибудь обидел ее?»
Но сидевший по правую руку от нее Петр Владимирович, казалось, не замечал не только Лизу, но и вообще никого. Он сидел с отсутствующим видом, ничего не видя вокруг. Пристально вглядевшись в его нездорового цвета лицо с набрякшими веками, Николя вдруг вздрогнул, пронзенный страшной догадкой: «А не морфинист ли он?!» Но поскольку вживую он этих несчастных никогда не видел и только читал о пагубном пристрастии, распространившимся в столицах Европы, Николя не счел себя вправе утверждать что-либо. Однако закравшееся подозрение уже пустило щупальца в его душу, и теперь Николя больше смотрел на князя Донского, чем на сидевшую напротив Натали.
Мгновенно уловив это, Наташа Офросимова капризно надула губки:
— А месье Перфильеву, кажется, скучно в нашей компании.
Николя мгновенно очнулся:
— Что вы, мадемуазель! Никогда еще я не бывал в столь приятном обществе.
— Но вы совсем не участвуете в разговоре! — продолжала настаивать Натали.
Он учтиво улыбнулся:
— Я только боюсь показаться вам навязчивым.
Переглянувшись с соседкой, Наташа громко прыснула:
— Вы так хорошо воспитаны, месье Перфильев! Рядом с вами чувствуешь себя неотесанной крестьянкой…
Вконец смутившись, Николя пробормотал:
— Вы были бы самой очаровательно крестьянкой на свете! А среди них встречаются прехорошенькие…
— Ого! — У нее так и взлетели брови. — Да вы, месье Перфильев, большой знаток… простолюдинок?
— Если вы имеете в виду женщин, воспетых господином Некрасовым, то — да. Мы с сестрой играли в детстве с крестьянскими детьми, и, уверяю вас, никакой брезгливости не чувствовали.
«Господи, зачем же я с ней спорю?! — ужаснулся он про себя. — Ведь она возненавидит меня после этого!»
Их разговор уже начинал привлекать внимание. Даже князь Донской неожиданно проявил интерес.
— Так вы — либерал, Николя? Даром, что в университет собираетесь…
Не успел Николя сообразить, как лучше ответить, вдруг прозвучал сделавшийся звонким Лизин голос:
— Мы с братом не либералы! Точнее будет сказать, что мы вообще не определились еще в своих политических убеждениях. А отец наш был, скорее, аполитичен… Но мы знаем русский народ лучше многих из здесь присутствующих. И девушек в том числе… Это небольшая заслуга, ведь так было определено нашим местом рождения, не более того. А что касается простых крестьянок, они способны на самоотверженную любовь в гораздо большей степени, чем многие светские дамы! Они кормят детей грудью и обходятся без нянек, они ждут мужей с военной службы, они одновременно и работают на износ, и растят детей, и занимаются домом, и некоторым из них даже удается оставаться красавицами!
Тишина, воцарившаяся после этой тирады, прозвучала для Николя приговором: больше их сестрой не примут ни в одном приличном доме Петербурга. Скорее всего тетушка завтра же утром отправит их обратно в Тверскую губернию, и тогда — прощай, университет! Прощай, Натали…
Он не удержался и взглянул на нее с отчаянием. И, поймав скрытый от других призыв о помощи, Наташа Офросимова неожиданно для себя самой громко воскликнула:
— Как я согласна с вами, Лиза!
И, поняв, что попалась и теперь отступать некуда, Натали упрямо наклонила голову и горячо заговорила:
— Как мы несправедливы, когда судим о народе по пьяным мужикам, вываливающимся из трактиров! Николя справедливо вспомнил поэму господина Некрасова, вот кто сумел защитить честь простых русских женщин! Это ли не истинное рыцарство?
Речь была столь пылкой, что лицо Николя залилось краской. Его откровенное смущение неожиданно разрядило обстановку, умилив дам, которые тотчас нашли в милом юноше нечто байроновское, бунтарское. Посыпались реплики в его и Лизину защиту. Но Николя почти ничего не слышал. Он смотрел на Наташу которая тоже не отводила от него глаз, светящихся гордостью за себя саму.
— Вы заставили меня задуматься о том, что прежде даже не приходило мне в голову, — тихо проговорила Натали, чуть подавшись вперед.
Он тоже наклонился к столу так, чтобы оказаться поближе к ней:
— Спасибо, что встали на нашу сторону, Натали. Без вашего заступничества нас, пожалуй, растерзали бы.