— На самом деле я не такая рассеянная, — запротестовала она. — Правильно говорят, что все взаимосвязано. Кто бы мог подумать, что мое желание познакомиться поближе с кабинетом Ниро Вулфа свяжет меня с преступлением?
Карлайл изорвался.
— Вы слышали? Свяжет!
— Почему же вам захотелось осмотреть кабинет Ниро Вулфа? — спросил Кремер.
— Как же — чтобы увидеть глобус.
Я с изумлением воззрился на миссис Карлайл. Естественно было предположить, что она скажет, будто ею двигало нетерпеливое желание увидеть кабинет великого и знаменитого детектива. Очевидно, Кремер ожидал услышать то же самое.
— Глобус? — спросил он.
— Да, я где-то читала о нем и захотела увидеть, как он выглядит. Мне казалось, что глобус такого размера — три фута в диаметре — будет смотреться слишком фантастично в обычной комнате. Но…
— Что «но»?
— Я не обнаружила его.
Кремер кивнул.
— Зато вы обнаружили кое-что другое. Кстати, я забыл спросить вас — вы не были знакомы с ней?
— Вы имеете в виду ту…
— Мы никогда не знали ее, не видели и не слышали о ней, — заявил ее муж.
— А вы, миссис Карлайл?
— Нет.
— Разумеется. Она ведь не была членом этого цветочного клуба. А вы состоите в клубе?
— Мой муж состоит в нем.
— Мы оба состоим в нем, — заявил Карлайл, — Ты слишком рассеяна. У нас совместное членство. Достаточно?
— Вполне, — уступил Кремер. — Благодарю вас обоих. Мы больше не будем беспокоить вас, если только нам не понадобится… Леви, проводи их.
Когда за ними закрылась дверь, Кремер внимательно посмотрел на меня, а потом на Вулфа.
— Хорошенькое дельце, — мрачно сказал он. — Допустим, убийство совершил Карлайл: как обстоит дело тогда? А почему бы и нет? Поэтому мы повнимательнее приглядимся к нему. Проверим, чем он занимался в последние шесть месяцев, и постараемся проделать это без выражения неудовольствия с его стороны. Однако нам понадобится три-четыре человека на две или три недели. Умножим все это на… Сколько мужчин было здесь?
— Примерно сто двадцать, — ответил я. — Но вы обнаружите, что но крайней мере половину из них следует исключить по той или иной причине. Я говорю так, потому что сам сделал кое-какие прикидки. Остается шестьдесят.
— Ну, хорошо, умножаем на шестьдесят. Вы возьметесь за это?
— Нет, — сказал я.
— И я нет, — Кремер вынул сигару изо рта. — Конечно, — саркастически усмехнулся он, — когда она сидела здесь, беседуя с вами, положение было другим. Вам льстило, что она получает удовольствие, общаясь с вами. Вы не могли протянуть руку к телефону и позвонить мне, что перед вами исповедуется мошенница, которой ничего не стоит показать пальцем на убийцу, и что нам остается лишь прийти и распутать этот узел. Нет! Вам обязательно нужно было приберечь ее и будущий гонорар для Вулфа!
— Не будьте наивным, — грубо сказал я.
— Вам обязательно нужно было пойти наверх и сделать кое-какие прикидки! Вам обязательно нужно было… Что там еще?
Лейтенант Роуклифф открыл дверь и вошел в комнату. Среди служащих полиции немало таких, которые мне нравились и которыми я восхищался, или таких, к которым я не испытывал теплых чувств и которых переносил с трудом, и только один, которому я собирался когда-нибудь надрать уши. Любому понятно, что я намекаю на Роуклиффа. Лейтенант был высок, строен, красив и неимоверно усерден.
— Мы закончили, сэр, — важно сказал он. — Все на месте и в полном порядке. Мы были особенно аккуратны с содержимым выдвижных ящиков стола мистера Вулфа и даже…
— Моего стола! — закричал Вулф.
— Да, вашего стола, — самодовольно улыбаясь, подтвердил Роуклифф.
Кровь бросилась Вулфу в лицо.
— Ее убили там, — резко сказал Кремер. — Вы нашли хоть что-нибудь?
— Пожалуй, нет, — признался Роуклифф. — Конечно отпечатки пальцев нужно еще проверить и подготовить лабораторный отчет. В каком виде нам оставить кабинет?
— Опечатайте, а завтра посмотрим. Задержитесь здесь вместе с фотографом. Остальные могут уходить. Скажите только Стеббинсу, чтобы прислал сюда эту женщину, миссис Ирвин.
— Орвин, сэр.
— Подождите, — возразил я. — Что опечатайте? Кабинет?
— Конечно, — ухмыльнулся Роуклифф.
Я решительно повернулся к Кремеру:
— Вы не сделаете этого. Мы там работаем и живем. Там, наконец, все наши вещи.
— Продолжайте лейтенант, — кивнул Кремер Роуклиффу, тот повернулся и вышел.
Во мне кипел гнев и желание наговорить Кремеру много обидных слов, но я знал, что должен сдержать их. Вне всякого сомнения, это была самая большая пакость, которую Кремер когда-либо сделал нам. Теперь слово было за Вулфом. Я взглянул на него. Он сидел белый от бешенства, и так плотно сжал губы, что их не было видно.
— Расследование есть расследование, — вызывающим тоном сказал Кремер.
Вулф произнес ледяным тоном:
— Ложь. Это не расследование.
— Это мое расследование — для таких случаев, как этот. Ваш кабинет теперь не просто кабинет. Это место, где было сыграно больше хитрых трюков, чем в любом другом месте Нью-Йорка, Когда в нем, после беседы с Гудвином, убивают женщину, причем у нас нет других свидетельств, кроме его слов, — в таком случае расследование должно начинаться с опечатывания.
Голова Вулфа подалась на дюйм вперед, и он немного выпятил нижнюю челюсть.
— Нет, мистер Кремер. Я скажу вам, что это такое. Это злобный выпад тупой душонки и замкнутого, завистливого ума. Это трусливая мстительность уязвленной посредственности. Это жалкие потуги…
Дверь открылась, чтобы пропустить внутрь миссис Орвин.
Если миссис Карлайл сопровождал муж, то миссис Орвин сын. Выражение его лица и манеры претерпели, столь заметные изменения, что я с трудом узнал его. Наверху тон и лицо младшего отпрыска Орвинов выражали презрение. Сейчас его глаза, словно отрабатывая сверхурочные, смотрели открыто и сердечно.
Он перегнулся через стол к Кремеру, протягивая руку:
— Инспектор Кремер? Я столько слышал о вас! Меня зовут Юджин Орвин. — Он посмотрел направо. — Сегодня я уже имел удовольствие встречать мистера Вулфа и мистера Гудвина — раньше, еще до того, как произошло убийство. Это просто ужасно.
— Да, — согласился Кремер. — Садитесь.
— Одну минуту. Будет лучше, если я останусь стоять. Я хотел бы сделать заявление от имени моей матери и от своего и надеюсь, что вы позволите мне. Я член коллегии адвокатов. Моя мать чувствует себя неважно. По просьбе ваших людей пришла в кабинет вместе со мной, чтобы опознать тело мисс Браун, и это было ужасным потрясением для нее. Кроме того, нас держат здесь уже больше двух часов.
Внешность матери подтверждала слова сына. Опираясь головой на руку и закрыв глаза, она, казалось, ничуть не заботилась о впечатлении, которое производила на инспектора.
— Заявление может быть принято, — сказал Кремер, — если оно имеет отношение к делу.
— Я так и думал, — одобрительно сказал Джин. — Столько людей имеет совершенно неверное представление о методах работы полиции! Конечно, вам известно, что мисс Браун сегодня пришла сюда как гость моей матери. Поэтому вы можете предположить, будто моя мать знает ее. Но на самом деле это не так.
— Продолжайте.
Джин покосился на стенографирующего полицейского.
— Раз уж мои слова записываются, я бы хотел начать с другого конца.
— Не возражаю.
— Вот факты: в январе моя мать была во Флориде. Во Флориде можно столкнуться с кем угодно. Моя мать встретила человека, который назвался Перси Брауном — как он говорил, британским полковником запаса. Позже он представил ей свою сестру Синтию. Моя мать вошла с ними в деловые отношения. Мой отец умер, и поместье, довольно большое, досталось ей. Она ссудила Брауну деньги — совсем немного, ведь это было только начало.
Голова миссис Орвин дернулась.
— Речь идет всего о пяти тысячах долларов, и я ничего не обещала ему, — утомленно сказала она.
— Все правильно, мама, — Джин погладил ее по плечу. — Неделю назад она вернулась в Нью-Йорк. Они приехали с ней. Сначала, встретив их в первый раз, я подумал, что имею дело с самозванцами. Они не слишком много распространялись насчет подробностей своей семейной жизни, но от них и от матери я узнал достаточно, чтобы можно было навести справки, и послал запрос в Лондон. Я получил ответ в субботу и подтверждение сегодня утром, и этого было больше чем достаточно, чтобы увериться в своих подозрениях, но слишком мало, чтобы рассказать о них моей матери. Если она составит преувеличенное мнение о ком-нибудь, ее не переубедишь.