— Эта история Гудвина, — пробормотал Кремер, — я имею в виду его рассказ — что вы о ней думаете?
Вулф немного приоткрыл глаза.
— Сдается мне, то, что произошло потом, подтверждает ее. Не думаю, чтобы она подстроила все это, — он ткнул пальцем в сторону кабинета в противоположном углу прихожей, — с единственной целью подтвердить его слова. Я склонен верить ему.
— Согласен. Мне нет нужды напоминать вам, что я хорошо знаю вас и Гудвина. Поэтому меня больше всего интересует вопрос, какова вероятность того, что через день-другой вы вдруг не вспомните, что ей и раньше доводилось бывать у вас, и еще кое-кому из гостей или нескольким сразу, и что у вас уже был клиент или что-то в этом роде.
— Вздор, — сухо сказал Вулф. — Даже если бы дело обстояло таким образом — а оно так не обстоит, — вам не стоит тратить на подобную чепуху время, тем более что вы знаете нас.
Пришел полицейский, чтобы сообщить о звонке от члена депутатской комиссии. Другой принес новость, что Хоумер Карлайл поднял шум в гостиной. Тем не менее Вулф продолжал сидеть с закрытыми глазами, но я догадывался о его состоянии по тому, что его указательный палец то и дело выписывал маленькие круги на полированной поверхности стола.
Кремер наблюдал за ним.
— Что вам известно, — вдруг резко спросил он, — об убийстве Дорис Хаттен?
— Только то, что писалось в газетах, — ответил Вулф, — и то, что мистер Стеббинс случайно сообщил мистеру Гудвину.
— Это была намеренная случайность.
Кремер достал сигару, поднес ко рту и впился в нее зубами. На моей памяти он так и не выкурил ни одной сигары.
— Для расследования эти дома с автоматическими лифтами годятся еще меньше, чем дома без лифта. Никто никого не видит входящим или выходящим. И тут человеку, который платил за квартиру, повезло. Возможно, он умен и предусмотрителен, но, кроме этого, ему сыграло на руку и то, что с ним никогда не сталкивались так, чтобы потом суметь подробно описать его внешность.
— Может быть, мисс Хаттен вносила деньги сама.
— Я уверен в этом, — согласился Кремер, — но откуда она брала их? Впрочем, это не похоже на случайность. Хаттен жила в квартире всего два месяца, и когда мы узнали, насколько тщательно человек, который платил за нее, скрывал себя, мы решили, что, вероятно, он и поместил ее туда именно с этой целью. Вот почему мы сообщили в газеты все, что нам удалось узнать. Вдобавок газеты могли создать впечатление, будто нам известно, кто он, и будто бы он настолько важная персона, что нам не по зубам.
Кремер переместил сигару из одного угла рта в другой.
— Подобные вещи всегда задевали меня, но, черт побери, для газет это обычная практика. Большая он шишка или нет, но убийца не нуждался в нас, чтобы скрыть себя. Ему самому все слишком хорошо удалось. Теперь, если верить тому, что Синтия Браун рассказала Гудвину, она имела дело именно с тем человеком, который платил за квартиру Дорис. Мне неприятно говорить вам, что я думаю по поводу того, почему в таком случае преступник находился здесь и почему все, что он сделал, было…
— Вы немного преувеличиваете, — снисходительно поправил я. — Убийца не находился здесь, а оказался. Кроме того, я отнесся к ее рассказу с недоверием. Кроме того, Синтия приберегала подробности для мистера Вулфа. Кроме того…
— Кроме того, я знаю вас. Сколько мужчин было среди этих двухсот девятнадцати цветоводов?
— Будем считать, что немногим более половины.
— И как вы относитесь к этому?
— Я не в восторге от них.
Вулф хмыкнул.
— Судя по вашим вопросам, мистер Кремер, то, что пришло на ум мне, ускользнуло от вашего внимания.
— Естественно. Вы же гений. И что же обратило на себя ваше внимание?
— Несколько слов из того, что поведал нам мистер Гудвин. Мне бы хотелось немного подумать над ними.
— Мы могли бы подумать сообща.
— Но не сейчас. Люди, которые находятся в гостиной, — мои гости. Не могли бы вы закончить с ними?
— Ваши гости, — скрипучим голосом произнес Кремер, — ну и красота, нечего сказать. — Он повернулся к полицейскому у двери. — Приведи сюда, ту женщину как ее там? — Карлайл.
Миссис Карлайл вошла в кабинет вместе со всем, что ей принадлежало: каракулевым пальто, пестро раскрашенным шарфом и мужем. Вероятно, правильнее было бы уточнить, что ее привел муж. Переступив порог, он решительными шагами подошел к обеденному столу и произнес страстную речь.
Сначала Кремер отнесся к ней сдержанно. Он сказал, что приносит им свои извинения, и попросил супругов присесть.
Миссис Карлайл вняла его просьбе. Мистер Карлайл — нет.
— Нас задержали здесь почти на два часа, — заявил он. — Я понимаю, что вы должны выполнять свой долг, но и гражданам, благодарение Богу, предоставлены кое-какие права. Наше присутствие здесь — чистая случайность. Предупреждаю вас — если мое имя появится в печати в связи с этим преступлением, у вас будут неприятности. Почему нас не выпускают? Что было бы, если бы мы ушли пятью или десятью минутами раньше, как другие?
— Не вижу логики, — возразил Кремер. — Для нас не имеет значения, когда вы ушли; все обстояло бы точно так же, поскольку ваша жена — главный свидетель. Именно она обнаружила тело.
— Случайно!
— Могу я сказать что-нибудь, Хоумер? — вставила миссис Карлайл.
— Это зависит от того, что ты скажешь.
— О, — многозначительно отметил Кремер.
— Что означает это ваше «о»? — быстро отреагировал Карлайл.
— Оно означает, что я посылал за вашей женой, а не за вами, но вы пришли вместе с ней, и теперь мне ясно, почему. Вы боялись, как бы она не сболтнула лишнего.
— Почему это она должна сболтнуть лишнее?
— Не знаю. Судя по всему, вам это известно. Но, если я не прав, то почему бы вам не присесть и не успокоиться?
— Я бы согласился с этим, — посоветовал Вулф. — Вы пришли к нам немного раздраженным и допустили ошибку. От раздражения до потери благоразумия — один шаг.
Благоразумие потребовало от исполнительного директора некоторого усилия, но он сделал его.