— Это ты делаешь, чтобы получить кайф?
Он жует и кивает одновременно.
— Да. И затяжные прыжки с парашютом, болдеринг…
— Болдеринг?
— Восхождение без страховки.
— Это просто глупо.
Он пожимает плечами и продолжает перечислять.
— ...и абордаж вулкана.
— Это что за черт?
— Это нестись к действующему вулкану на усиленной фанерой тобоггане.
— Ух! А тормоза?
Он усмехается.
— Мои каблуки.
У меня отпадает челюсть.
— Ни хрена себе! Какой скорости ты достигаешь?
— Я разгоняюсь до скорости почти девяносто километров в час.
— Так вертолет доставляет тебя туда, и ты несешься вниз.
— Неа, — он наливает себе чашку кофе. — Перво-наперво нужно прийти туда самому.
Я качаю головой.
— Господи, ты правда намерен угробить себе, не так ли?
Он смеется.
— Если хочешь, ты можешь поучаствовать со мной в затяжном прыжке послезавтра.
— Я одна буду падать с паращютом?
— Конечно, нет. Ты будешь пристегнута ко мне.
— О’кэй.
9.
Я звоню Лане из такси.
— Как все прошло прошлой ночью?
— Невероятно!
Она смеется.
— Хорошо. Может по обедаем?
— «Royal China»?
— В час.
— Ты привезешь Сораба, правда ведь?
— Конечно.
— Хорошо. Увидимся позже.
К тому времени, как приезжает Лана с моим крестником (он намного симпатичнее, чем шестинедельной давности щенок) я уже приняла два бокала апельсинового сока и водки.
— Прости, что опоздала, — извиняется она. — Ты выглядишь потрясающе, кстати.
Но на самом деле я особо не слушаю, так Лана всегда опаздывает. Я беру Сораба к себе на руки, и он чмокает меня прямо в губы. Я хихикаю, потому что он на самом деле очень серьезный ребенок. Я думаю, он очень похож на своего отца. По большей части, его трудно заставить улыбнуться. У него яркие голубые глаза, которые смотрят на тебя очень внимательно. Иногда мне кажется, будто он собирается меня отругать за то, что я слишком много курю или пью прямо по утрам, или ем несвежую пиццу.
Мы усаживаем его на стульчик, раскладываем перед ним книжку-раскраску, пару мелков и заказываем еду. Как только официантка удаляется, Лана поднимает на меня свои прекрасные глаза. Я когда-нибудь говорила тебе, что моя лучшая подруга — убийственная красотка? Когда я была моложе, я воображала ее немного испорченной. Возможно, я даже была немного в нее влюблена. Ну, ладно, ладно я была в нее влюблена. Я и еще несколько других ребят, которых знаю. Я никогда не говорила ей об этом. Предполагая, что это может вызвать некую неловкость. Возможно, когда-нибудь я скажу ей, и мы посмеемся вместе.
— Так, — говорит она, с нетерпением подавшись вперед, и смотря на меня любопытными глазами, но с теплотой, так твоя лучшая подруга должна смотреть на тебя. — Расскажи мне о мистере Широкая грудь, Идеальный пресс и Перекатывающиеся бицепсы.
— По-прежнему ставит меня к стене и таранит своим членом.
Мгновение она выглядит удивленной, затем откидывает голову назад и смеется.
— Ох, Билли. Ты бесподобна.
— Нет, правда, — говорю я с каменным лицом. — Именно это, он делает постоянно. Трахает жестко. Все время.
Лана бросает взгляд на своего сына.
— Мне придется придумывать огромное объяснение, если первое слово Сораба будет состоять из семи букв.
Я смотрю на Сораба. Он что-то яростно рисует в своей книжке-раскраске.
— Не имею понятия, почему ты не хочешь его научить таким универсальным и полезным словам. Это единственное слово в английском языке, которое может играть роль прилагательного, глагола и существительного. Кроме того, мне кажется действительно круто, когда дети ругаются.
Она не выглядит впечатленной.
— Сейчас ты мне скажешь, что рядом с Сорабом не стоит играть с огнем.
Она смеется, и я тоже, смех получается легким. Жизнь прекрасна. Я думаю о Джероне. Я хочу оставаться циничной и беспристрастной, возможно даже без эмоциональной, но я не могу. У меня такое чувство, словно мне в подарочной упаковке доставили Феррари на дом, и кто-то сказал: «Действуй на всю катушку».
— Так значит, тебе действительно нравится этот парень?
— Ну, я все еще застряла на шестьдесят восемь, но в остальном все просто шикарно.
— Шестьдесят восемь?