Я подношу ему тарелку.
Он приподнимает обильно намазанный маслом хлеб и смотрит на внутренности: толстые ломтики сыра переложенными слоями помидоров. Поднимает на меня взгляд и ухмыляется. — Пижонская еда?
Я улыбаюсь в ответ.
— Точно.
Он откусывает большой кусок.
— Измельченный перец чувствуется приятным.
— Спасибо, — говорю я любезно.
Я сажусь рядом с ним и наблюдаю, словно волчица, которая в любой момент готов броситься на его защиту. «И горе тому, кто попытается причинить ему боль», — странная мысль.
15.
День проходит совершенно легко и спокойно. Джерон показывает мне маленькую виллу — комната с зеркальной стеной и тренажерами, гостевая спальня, две ванные комнаты, кухня, кладовая, столовая, веранда и наша спальня, в которой главное место занимает огромная кремовая кровать с противомоскитной сеткой, висящей над ней подобно облаку.
— Очень романтично, — со мешком говорю я.
— Москиты съедят тебя живьем без сетки. Они ужасны, и это единственный недостаток этого места. Ты должна прежде чем сядет солнце распылить немного спрея обязательно.
— О’кэй.
Мы плаваем сначала просто так, а потом одеваем ласты и трубку. Вода настолько прозрачная и чистая, совершенно спокойный день, Джерон показывает мне почти все виды фантастически разноцветных рыб и всю морскую фауну.
Наступает вечер, и мы стоим на пляже, смотря на закат, небо становится почти фиолетовым. Это незабываемо красиво, Джерон держит меня за руку.
— А что происходит после заката? — спрашиваю я.
— Обнаженность, — говорит он с улыбкой.
Я смеюсь.
— Как много обнаженки?
— Очень много.
Джерон делает на мангале рыбу, которую поймали мужичины. Она сочная, вкусная и замечательный способ, чтобы насытить свой голод. После еды я принимаю душ. Вода кажется солоноватой. Потом мы сидим на пляже опрысканные спреем от москитов, пьем ром и разговариваем.
— Послушай, — останавливаю я его, потому что мне кажется, что вдалеке я слышу звуки музыки.
— Это вечеринка на материке, — отвечает он.
— Вау, так далеко и слышно?
— Иногда, когда ветер дует в эту сторону можно даже услышать собачий лай.
— Правда?
— Ты хочешь пойти? — спрашивает он.
— На вечеринку?
— Да.
— Конечно, я хочу пойти на вечеринку на Багамах, — с энтузиазмом отвечаю я.
— Ладно, — соглашается он.
— Мы вот так просто вломимся к ним на вечеринку?
Он улыбается.
— Тебе необходимо научиться островному менталитету. Это не Англия, где ты обязана сообщать людям, что собираешься прийти. Здесь люди просто приходят, когда захотят. Более или менее все на материке знают меня. Обычно я всегда приглашен.
— Великолепно. Я люблю вечеринки.
— В таком случае пошли. Давай.
Я переодеваюсь в яблочно-зеленый топ на бретельках, узкие красные брюки и единственную пара обуви, которая у меня теперь осталась, потому что другая просто лежит на дне океана, золотые сандалии, которые на самом деле выглядят блестящими и вполне подходят для стиля вечеринок. Накладываю слой туши, немного блеска на губы, и я готова.
— Хорошо выглядишь, Билли, — говорю я своему отражению.
— Выглядишь потрясающе, — вторит Джерон из дверного проема нашей спальни.
Я оборачиваюсь и смотрю на него, он опять одет во все черное. В тусклом свете, выглядит еще больше таинственным и непостижимым. Я подхожу к нему и дотрагиваюсь до его груди, трепещу от чего-то могущественного, но таинственность заставляет меня опустить руку. Страсть к нему не ослабевает только лишь усиливается, становясь все сильнее и сильнее.
— Я не знаю, почему я это делаю.
Он усмехается.
— Я тоже не знаю, но мне нравится, — он проводит указательным пальцем по моей щеке, задумчиво.
Вдруг я начинаю нервничать и слабо улыбаюсь.
— Ты бросаешься в глаза.
— Ты тоже.
Я притворяюсь, что улыбаюсь.
— Я не могу остановиться. А у тебя какое оправдание?
— Такое же, — очень спокойно говорит он без тени юмора в голосе.
Он наклоняет голову и целует (я даже не знаю, смогу ли описать этот поцелуй) он такой перемешанный: мягкий и жесткий, заботливый и яростный, раскрепощенный и еще больше собственнический.
Пару секунд я пытаюсь устоять перед противоречивыми требованиями его поцелуя, но не могу, сдаюсь, и оказываюсь в медленном танце. Но это не мы танцуем, а наши переплетенные души, кружатся сливаясь друг с другом, как будто они стали жидкими. Поцелуй настолько красив и глубок, что аж больно. он отрывается, я касаюсь рта и смотрю на него широко открытыми глазами с каким-то благоговением, чувствуя себя опьяненной. Мой пульс мчится как угорелый.