Спускать повозку с холма — дело опасное. Зофиил обмотал копыта Ксанф мешковиной, чтобы они меньше скользили, но тяжелый фургон то и дело заносило в стороны. Мы с фокусником вели кобылу под уздцы, а Жофре, Осмонд и Родриго толстыми палками останавливали колеса всякий раз, как фургон шел юзом.
Мы были так заняты тем, чтобы удержать повозку и не упасть самим, что не различили за шумом ветра глухой рев, пока за поворотом дороги он не ударил нам в уши, словно тысяча рыцарей в полных боевых доспехах промчалась мимо на конях. Зофиил остановил Ксанф так резко, что она впервые за день вскинулась и попятилась, закатывая глаза. Мне были понятны ее чувства.
Проблеск серебра, увиденный нами за деревьями, был не озером. Долину затопило. Прямо перед нами катился бурный поток. Вывороченные с корнем деревья неслись, словно веточки, брошенные в реку ребенком-великаном. Что-то синее, не то кусок ткани, не то женское платье, всплыло на мгновение и вновь пропало под водой. Другие полузнакомые предметы мелькали, исчезая раньше, чем их можно было узнать. Насколько различал глаз за туманом и дождем, между нами и далекими холмами не осталось ни клочка суши, только обезумевшая вода.
Может показаться, что многомесячные дожди должны были затопить Англию много раньше. Во времена Ноя хватило сорока дней, чтобы вода полностью скрыла землю. И даже на моем веку, хоть и долгом, но не сравнимом с девятьюстами пятьюдесятью годами Ноевой жизни, реки выходили из берегов, сметая селения, после всего лишь нескольких часов ливня, выпавшего после продолжительной засухи. Однако дождь, шедший с Иванова дня, не был ни проливным, ни внезапным; он сеял и сеял, словно небо — прохудившаяся миска, из которой медленно сочится вода. И земля впитывала его, как ломоть хлеба впитывает мясной сок. Реки поднялись, канавы были переполнены, заливные луга превратились в мелкие озера, а дождь все не переставал, и земля все вбирала его в себя. Однако приходит время, когда даже черствая краюха не может впитать больше. Земля вобрала столько, сколько могла.
Мы не знали, прибывает ли вода, но заночевать на берегу отважился бы только безумец. Несмотря на поздний час, нам пришлось мучительно взбираться обратно на холм. Путь к северу был отрезан. Оставалось искать объезд в холмах или ждать, что вода спадет, — впрочем, при нескончаемом дожде уповать на это не приходилось. В любом случае дорогу размыло, а мосты через реку наверняка снесло, и было понятно, что здесь мы все равно не проедем.
— На восток или на запад, камлот?
Мы стояли на перекрестке дорог. Родриго, Жофре и Осмонд предлагали ехать на запад, поскольку на восток дорога шла ровно, а на западе уходила вверх, давая надежду выбраться из затопленной долины. Адела робко поддержала мужа.
Зофиил, к моему удивлению, выбрал восток.
— В Нортгемптоне сказали, что на востоке чума добралась только до Лондона, а мы сейчас куда севернее. На западе города, может, и заперли ворота, но на востоке они наверняка открыты.
Осмонд взглянул на фокусника с подозрением.
— Города или порты? Неужто ты все еще рассчитываешь найти корабль и для этого тянешь нас на восток? И вообще, что за дело у тебя такое в Ирландии? Если там такие же дожди, то денег на русалок у ирландцев не больше, чем у англичан.
— Ты хоть немного представляешь себе, что такое чума, Осмонд? Это приговор к казни, притом к жестокой. Хочешь смотреть, как твоя жена умирает в невыносимых мучениях? Потому что именно это случится, если мы отправимся на запад.
Адела закрыла лицо руками. Жофре весь побелел и трясся, как будто его сейчас стошнит. Он вспомнил о матери в пораженной чумой Генуе.
Осмонд шагнул к Зофиилу, и мне пришлось встать между ними.
— Зофиил, может быть, говорит грубо, но то, что он сказал о чуме, — правда. Мы скорее уйдем от нее, если двинемся к востоку. К тому же река течет на запад — там наверняка все затоплено. Я вынужден согласиться с Зофиилом, что самое безопасное для нас — идти на восток, пока не найдем дорогу на север, к Йорку и Нарсборо. Плезанс, ты что скажешь?
Вместо ответа Плезанс указала в сторону Наригорм. Девочка сидела на скрещении дорог, разложив перед собой три руны. Она задержала над ними руку, потом собрала дощечки и убрала в мешочек.
— Мы едем на восток, — просто сказала она, словно королева, отправляющая в бой свою рать.
— Слышала, Адела? — спросил Зофиил. — Руны велят нам отправляться на восток.
Этот хитрец, хоть и считал гадание Наригорм, как и мои реликвии, мошенничеством, годным лишь на то, чтобы обманывать суеверных глупцов, не погнушался сослаться в споре на ее предсказание, раз уж оно оказалось ему на руку.
— А Плезанс пойдет туда, куда скажет ей маленькая хозяйка. Итак, нас восемь, мнения разделились поровну. И...
— Нас девять, — перебила Наригорм таким же спокойным голосом. — Мы в сборе. Нас девять, и мы отправляемся на восток.
Зофиил немного опешил, потом рассмеялся.
— Если я правильно понимаю, она сосчитала Ксанф. Что ж, справедливо, коли лошаденка нас везет. — Он отступил от кобылы и отвесил ей шутливый поклон. — Ксанф, решай ты.
Лошадь, словно поняв, о чем ее просят, начала разворачивать фургон к востоку.
— Ты сам не понимаешь, что лопочешь, дубина стоеросовая. — Старик недовольно взглянул на сына и сдвинулся на самый край низкого деревянного табурета, поближе к огню.
Старый Уолтер и его сын Абель пустили нас к себе в обмен на еду. Домик был самый простой, но сухой и теплый; тонкая перегородка отделяла жилую часть от той, в которой помещался скот. По лестнице можно было подняться на сеновал, где раньше жили дети и женщины. Жена старика давно умерла, дочери повыходили замуж и перебрались к мужьям, остались только отец и сын. Словно немолодая супружеская чета, они проводили время в нескончаемых перебранках и настолько сжились с этой привычкой, что не собирались от нее отказываться даже в присутствии посторонних.
— Вампиры не разносят чуму, — продолжал старый Уолтер. — Чтоб вампиры столько народу перекусали, их должно быть что комаров. Если бы тучи вампиров вились по городам и весям, их бы уж кто-нибудь да заметил. Нет, ее разносят не вампиры, а жиды, это все знают. Еще Ричард Львиное Сердце так говорил, когда был нашим королем. Они нас всех хотят извести. Отравляют колодцы. Ежели вся улица заболела в одну ночь, ясно, что колодец отравили.
Абель сердито зыркнул на отца. Оба хмурились совершенно одинаково.
— Сразу видно, что ты окончательно выжил из ума, старый дуралей, потому что в Англии нет никаких жидов. Уж почти шестьдесят лет, как дед нынешнего короля выгнал их из страны. Я в жизни ни одного не видел, пень ты замшелый.
В разговор вмешался Зофиил.
— Вообще-то твой отец вполне мог видеть евреев.
— Ну, что я говорил! — Старик торжествующе хлопнул себя по ляжке. — Слыхал, что говорит бывалый человек?
Абель покраснел, злясь, что с ним спорят.
— Он, может, их и видал, во Франции или где, а ты дальше края поля в жизни не заходил. Если ты и видел жидов, то не иначе как в канаве с лешими да водяными, которых вечно встречаешь по пути из кабака.
Зофиил холодно улыбнулся.
— В канавах им, разумеется, самое место, но, боюсь, для этого они слишком хитры. Король Эдуард совершил благое дело, изгнав евреев из страны, но совершил ошибку, не изведя все их семя на корню. Мертвого жида сразу видно, а живого еще поди различи. Они живут среди богобоязненных христиан, как мыши в церковном амбаре, и плодятся, выжидая время. Не все бежали из страны, некоторые приняли крещение и остались здесь. Но обратились они только для вида, ибо как может христоубийца, проклятый от рождения, стать добрым христианином? Они тайно совершают свои обряды, плюют на церковные облатки и глумятся над причастием.
Абель по-прежнему стоял на своем.
— Если несколько и осталось, что с того? Они теперь старые, как этот седой дурень, а он так стар, что мочиться стоя не может, не то что сварить яд и отравить колодец. Да и нет свидетельств, что они кого-нибудь отравили.