Перед нами стояла та самая девица, которая слонялась у трактира в наш первый день в городе.
— Извиняйте, господа хорошие, я вас не заметила... А не вы ли пару дней назад проезжали мимо трактира? —- просияла девица.
Она опустила ведро на землю и рывком одернула платье, выставив напоказ аппетитные грудки.
— Избавились от старого ворчуна, что был за возничего? Он всегда разъезжает с такой кислой миной? Хотите весело провести время, добрые господа, ступайте за мной, не пожалеете!
— В другой раз. Мы ищем юношу, который был с нами. Стройный, темноволосый, кареглазый. Помнишь такого?
— Как не помнить! Приходил в трактир с бродячими мимами. Красавчик, и сразу видать, что из благородных. А такой обходительный! Я бы не отказалась провести с ним ночку, а я не из тех, кто пойдет с первым встречным. Только ему и дела нет до моих прелестей, если вы понимаете, о чем я. Вот всегда так с этими красавчиками — или монах, или баба!
— Он был здесь сегодня?
— Может, и был.
Пришлось снова лезть в кошелек, но Родриго опередил меня. Девица схватила монетку и засунула за корсаж.
— В бане ваш красавчик, ступайте за мной.
Она взяла Родриго за руку и повела вверх по улице. У поворота в темный переулок девица остановилась.
— Второй проход направо. Увидите вывеску.
— Ты уверена, что он там?
— Еще как уверена! Не я одна видела, как он туда пошел, а главное, с кем.
Улыбка сползла с ее лица. Девица сжала руку Родриго.
— Уведите его оттуда, да поживее! Или его смазливое личико так разукрасят, что свои не узнают!
— Жофре хотят избить? За что? — встревожился Родриго.
— Ладно, скажу, только если кто спросит, я вам ничего не говорила.
Мы согласно кивнули.
— Когда ваш дружок вместе с комедиантами пришел в трактир во второй раз, то сразу начал ластиться к одному местному... ну, вы понимаете, о чем я. Никому тут нет дела до его шашней, лишь бы денежки платил, но вашего красавчика угораздило клюнуть на Ральфа. А Ральфов папаша — старейшина гильдии мясников. Он и так уже заграбастал половину домов в городе, а все ему мало. Ясное дело, папаша знает, к чему у сынка лежит душа, да мириться с этим не желает. Он просватал за Ральфа дочку местного барона, который владеет дюжиной окрестных ферм. Ничего не скажешь, выгодная сделка: с фермы прямо на бойню, и все денежки остаются в семье, дочка-то у барона единственная.
Вот только барон желает заполучить не меньше дюжины внуков и ждет, что зятек не пожалеет силушки, брюхатя жену. Если барон заподозрит неладное, тут такое начнется! Да и Ральфов папаша скор на расправу. Послушайте меня, заберите вы своего красавчика, пока старик про него не прознал!
Девица беспокойно завертела головой.
— Тут многие задолжали папаше Ральфа и не откажутся при случае почесать языками.
Мы поблагодарили служанку и свернули в переулок. Нависающие крыши домов закрывали небо, оставляя над головой лишь узкую звездную полоску. Воняло мочой и кое-чем похуже, но грязь уже успела подмерзнуть, иначе нам пришлось бы переходить улицу вброд.
Как и обещала служанка, мы легко нашли баню по вывеске, на которой была нарисована лохань. Встретившая нас прислужница, сообразив, что мыться мы не собираемся, тут же утратила дружелюбие и велела выметаться вон. Однако когда мы описали Жофре, ее настроение резко изменилось.
— Увели бы вы его отсюда, не то наживем неприятностей!
Прислужница мотнула головой в направлении одной из комнат.
— Туда.
Запах мокрого дерева перекрывался сладким ароматом тимьяна, лавра и мяты. В центре жарко натопленной комнаты кругом стояли три огромные лохани, выстланные внутри тканью, защищающей кожу от заноз. Деревянный навес сверху должен был беречь посетителей от сквозняков и сохранять пар. Между лоханями стояли низенькие столики, уставленные кувшинами с элем и вином, тарелками с жареным мясом, сыром, соленьями и фруктами в меду. Желудки наши заурчали от голода.
В ближней к двери лохани по шею в воде возлежали двое юношей и девушка. Все трое были обнажены, только головы замотали тканью. Как бы мне хотелось оказаться в такой купальне! Час в горячей воде, пока перестанут болеть продрогшие суставы, казался райским блаженством. С тех пор как мне в последний раз доводилось испытывать это удовольствие, минули годы.
Из-за навеса не видно было, кто в других лоханях. Мы двинулись вперед. Заметив нас, один из купальщиков поднял руку.
— Все занято. Хотя для тебя, — тут юноша подмигнул Родриго, — мы охотно потеснимся.
— Мы сюда не мыться пришли, — неприветливо буркнул музыкант. — Я ищу своего ученика.
Внезапно раздался сильный всплеск.
Во второй лохани лежали двое. Волосы коренастого юноши чуть постарше Жофре скрывал колпак, но даже этот странный убор не портил его красоты. Он напомнил мне Осмонда — такие же светло-карие глаза, мощный подбородок, пухлые губы. Жофре вжался в заднюю стенку лохани, тревожно поглядывая на нас.
Следовало действовать спокойно и решительно, но прежде не позволить Родриго выплеснуть свой гнев на ученика прямо здесь.
— Родриго, скажи служанке, чтобы принесла вещи.
Родриго заколебался было, но Сигнус, быстро оценив ситуацию, увел его из комнаты. Оставалось разобраться с Жофре.
— Вставай и вытирайся. Вечерню уже отзвонили. Мы должны быть у ворот до смены стражи.
— С какой стати? — вскинулся Жофре. Удивление и страх уступили место заносчивости и гордыне. Лицо юноши побагровело от жара и вина.
Второй юноша — наверняка тот самый Ральф — обвил мокрой рукой плечи Жофре.
— Он не обязан никуда идти. Захочет — заночует в городе!
— Жофре — подмастерье. Мастер велит ему отправляться домой. По закону подмастерье обязан подчиниться. Да и тебе, Ральф, не мешало бы прислушаться к словам отца.
При упоминании своего имени юноша вздрогнул.
— Что вам нужно от моего отца, сударь?
— Ровным счетом ничего. Я забочусь о вашей шкуре. Если тебе хоть немного дорог Жофре, ты его отпустишь. Да и о себе подумай.
К приходу Родриго и Сигнуса Жофре неуклюже вылез из ванной и кое-как вытерся. Он позволил служанке одеть себя и с беспечностью богатея швырнул на стол горсть монет. Затем, с вызовом посмотрев на Родриго, нагнулся над ванной, впился в губы Ральфа и только после этого позволил себя увести.
Всю дорогу до ворот меня занимал вопрос, откуда у Жофре взялись деньги, но пришлось прикусить язык. Впереди в переулке маячил какой-то человек, но, когда мы вышли на улицу, он исчез. Мне опостылело блуждать и спотыкаться в темноте по грязи. Чем быстрее мы оставим этот вонючий городишко, тем лучше!
Жофре молча шел между нами. После жарко натопленной бани его знобило. Оставалось только молиться, что у Родриго хватит ума придержать язык, пока мы не окажемся за стенами часовни. До ворот предстояло миновать не один темный переулок. Нас никто не преследовал, но на душе у меня скребли кошки. В этом непроглядном мраке могла скрываться целая армия. Родриго и Сигнус нервно озирались по сторонам. Наконец мы без происшествий добрались до ворот. Сторож протянул руку за монетой.
— Нашли своего юного негодника? Так задайте ему хорошую трепку! Попал ты, малый, в переплет, — хмыкнул он.
— Придержи язык, — буркнул Жофре, и мне пришлось силком вытолкнуть его из ворот. Мы с облегчением вдохнули чистый морозный воздух. По крайней мере, за городскими стенами нам мог угрожать только волк.
18
РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ
Назавтра был День невинных младенцев вифлеемских, когда Ирод повелел зарезать всех новорожденных в Иудее и когда родился Иуда Искариот. Говорили, что нет в году более невезучего дня. Люди отказывались вставать с постелей, не ходили на рынок, не покупали домашний скот. Существовало поверье, что начатому сегодня не суждено завершиться. И проклятый день в полной мере подтвердил свою славу.
Впрочем, с утра ничто не предвещало беды. Мы благополучно доставили Жофре в часовню. Наверняка у Зофиила чесался язык, но Родриго не дал ему возможности съязвить, сразу же подтолкнув Жофре к лестнице в крипту.