Глупость, конечно. Никто не станет Олю куда-либо тащить, кому она нужна? Да никто и не заметит, если она не явится.
Но она знала, что пойдет. Будет мучиться от неловкости, краснеть некстати, молчать весь вечер «в тряпочку». Вот и молчи в тряпочку, говорили в школе тем, кто заведомо не мог возразить. Она никогда не умела противостоять таким нападкам. Даже не пыталась, не придумывала задним числом блестящих, язвительных, уничтожающих ответов – тех, что англичане именуют «лестничным юмором», поскольку при всей безупречной точности подобных реплик в голову они приходят уже на лестнице, за закрытой дверью. Хорошая мысля всегда приходит опосля, гласит уже русская народная мудрость. А в общем, одно и то же. Ольга же и «опосля» никогда ничего такого-эдакого не придумывала. Незачем и не хотелось. Ни разу. Пересидела в уголке, перетерпела – и ладно, прошло и прошло. О том, чтоб не «в уголке», и речи, разумеется, быть не могло…
И все-таки она пойдет.
Женская жертвенность – одна из величайших загадок мироздания. На любую Голгофу взойдут, если любимый попросит. Нередко, впрочем, восхождения совершаются и без всяких просьб – просто потому, что, раз есть Голгофа, должен же кто-то на нее всходить. Необъяснимо, но факт.
В ресторан Ольга приехала, когда собрались уже почти все. Она увидела их сразу. А они ее и не заметили. Действительно. Что им бледная фигурка в поношенном сереньком костюмчике. Им – красивым, ухоженным, явно и победительно преуспевающим. На каждом – маска хищника. Алла – лиса. Кристина и Игорь – львы. Стас – волк. Карен – медведь. Маскарад, но все как в жизни. И все такие гладкие, довольные – собрание баловней успеха. Кристина была посреди «собрания», как центр Вселенной – алое платье, голливудская улыбка. Прямо червонная королева. И, разумеется, на шпильках невероятной высоты – ноги, продуманно выставленные на всеобщее обозрение, демонстрировали обрамленную сверканием красного лака броских туфель изящную щиколотку. Эх, нужно было все-таки взять с собой что-нибудь, переобуться. В школе это называлось «вторая обувь». Не взяла. Вот иди теперь в заляпанных уличной жижей сапогах – уже на ресторанном крылечке Ольга попыталась как-то протереть их обувной губкой, да где там. Соль, или что там нынче дворники сыплют, впиталась в кожу, разукрасив сапоги веселенькими белесыми разводами.
Кристина уж, конечно, не преминет по этому поводу отпустить что-нибудь едкое, высокомерное – королева вечера, как иначе. Карен, с черной повязкой через глаз, хищно скалил зубы. Очень эффектно.
Оля шла в своих убогих сапогах к сверкающему приборами столу, и ей казалось, что идет она очень долго. Может, час, а может, год. Хотя тут было всего-то шагов двадцать.
Ольга подошла почти вплотную, когда взгляды «баловней» обратились наконец в ее сторону. В них мелькнуло сперва недоумение, потом узнавание… опять недоумение – зачем «это» здесь?.. По губам зазмеились улыбки разной степени принужденности.
– Привет, – слабо улыбнувшись всем сразу, Ольга пристроилась на краешек дивана.
– А ты совсем не изменилась, – странным тоном протянула Кристина.
Она еще в студенческие годы умела говорить, как будто выворачивая слова наизнанку: то, что должно было, по идее, звучать комплиментом, превращалось в ушат навоза – а за прошедшие годы «первая красавица фармакологии» отточила это умение до виртуозности. Ведь, казалось бы, сказано, что годы Ольге не повредили, любая женщина радовалась бы подобному комплименту. Вот только у Кристины это прозвучало чем-то вроде «как была ты, милочка, не разбери поймешь чем, так и осталась». И лицо у нее при этом выражало брезгливость, какая могла быть у английской королевы, прибывшей с благотворительной миссией в глухую африканскую деревню, где среди коровьих лепешек возятся голые сопливые дети.
Это она, Ольга, грязное сопливое существо, неотличимое от кучи мусора. Она вжалась поглубже в мягкий диван, ожидая новых нападок. Мальчики-то вряд ли начнут куражиться (хотя Игорек, чтоб Кристине потрафить, – может, ох, может), но вот Аллочка… не захочет ли и она присоединиться к триумфу Кристины? Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мясца поевши…
– Тебе, – Алла протянула маску овцы.