– Внушительно, а?! – воскликнула Кристина. – Зеркало пытались вынести, но оно, по-видимому, вделано в стену!! Здорово, что его не вынесли, правда?! Оно мне еще очень пригодится!!
Агнесса промолчала. В ее половинке комнаты зеркала не было. И это ее только радовало. Она с настороженностью относилась к зеркалам, и вовсе не потому, что ей не слишком нравилось отражаемое в них. Просто зеркала как-то… гм, беспокоили ее. Порой ей казалось, что они ее рассматривают. Изучают. Агнесса терпеть не могла, когда на нее таращились.
Кристина встала на свободный пятачок посреди комнатки и закрутилась волчком. Словно какая-то искорка, подумала Агнесса, невольно залюбовавшись. Что-то в Кристине наводило на мысль о блестках.
– Ну разве не мило?! – воскликнула та.
Не любить Кристину было все равно что не любить маленьких пушистых зверюшек. Кристина именно такой и была – маленький пушистый зверек. Может, кролик. Любую мысль она воспринимала в несколько приемов, словно грызла ее, как морковку, откусывая по кусочку.
Агнесса опять поглядела на зеркало. Отражение ответило ей усталым взглядом. Хочется побыть одной. Все произошло так быстро. Да, нужно немножко побыть одной, освоиться на новом месте, а то все как-то не так…
Кристина перестала кружиться.
– С тобой все в порядке?! Агнесса кивнула.
– Так расскажи мне о себе наконец!!
– Э-э… ну… – Агнесса неожиданно для себя ощутила, что ей приятно внимание новой подружки. – Родом я из одного местечка в горах, о котором ты, наверное, никогда даже не слышала…
Внезапно она умолкла. Огонек в глазах Кристины потух, и Агнесса вдруг поняла, что целью вопроса было вовсе не получение ответа: Кристина задала вопрос только потому, что молчать она не могла.
– Мой отец – император Клатча, а мать – смородиновое желе, – продолжила Агнесса.
– Как интересно!! – воскликнула Кристина, вертясь перед зеркалом. – Как ты думаешь, у меня волосы красиво лежат?!
Но умей Кристина слышать кого-либо, кроме себя, Агнесса рассказала бы ей вот что.
Однажды утром она проснулась с четким и ужасным осознанием того факта, что на одном чудесном характере далеко не уедешь. Ах да, а еще у нее красивые волосы.
И дело даже не в характере, а в слове «зато», которое люди всегда добавляют, когда говорят о ней: «Зато у нее замечательный характер». Выбора Агнессе не предоставили. Перед тем как ей появиться на свет, никто не спросил у нее, хочет ли она родиться с чудесным характером или предпочтет, скажем, отвратительный характер и тело, которое легко влезет в платье девятого размера. А теперь ей твердят, что красота – это все наносное, поверхностное. Как будто мужчинам есть дело до красивых почек!
Будущее грозило вот-вот раздавить ее.
Периодически она ловила себя на том, что когда хочет выругаться, то восклицает «дрянь!» или «ах, чтоб тебя!», а письма пишет на розовой бумаге.
Она приобрела репутацию спокойной, правильной девушки, на которую всякий может положиться в трудную минуту.
Агнесса знала, что ее ждет впереди. Очень скоро она научится готовить песочное печенье не хуже, чем это делает ее мать, и тогда все – на каких-либо надеждах можно будет ставить крест.
Так и появилась на свет Пердита. Где-то Агнесса слышала, что внутри каждой толстухи живет стройная красавица[2]. Этой красавице она и дала замечательное имя Пердита. Пердита делала то, на что сама Агнесса никогда не осмелилась бы по причине чудесного характера. Свои письма Пердита писала на черной бумаге – ну, или писала бы, если бы такое сошло ей с рук. И Пердита не краснела на каждом шагу. Совсем напротив, ее отличала загадочная бледность. Пердита была так интересна в своей заблудшести. Так привлекательна в своей греховности! И красилась она темно-вишневой губной помадой! Лишь изредка Агнессе приходило в голову, что Пердита, быть может, такая же дура, как и она сама.
Неужели единственной альтернативой было присоединиться к ведьмам? Порой она ощущала, хоть и смутно, их интерес. Ну, это как будто чувствуешь на себе чей-то испытующий взгляд, но не видишь, кто на тебя смотрит. Хотя один раз она заметила, как нянюшка Ягг критически рассматривает ее – примерно так же разглядывают подержанную кобылу.
Агнесса и сама осознавала, что какой-то талант у нее есть. Иногда она предвидела то, что должно произойти, хотя знание это было весьма путаным, а следовательно, бесполезным – оно обретало четкую форму, только когда событие уже произошло. А еще у нее был голос. Необычный голос. Она всегда с удовольствием пела, и голос был полностью послушен ей. Он делал все, что она хотела.
Но как живут ведьмы? О, нянюшка Ягг очень милая старушка – этакий вечно бодрый живчик. Зато все прочие ведьмы какие-то ненормальные: они двигаются поперек мира, а не параллельно ему, как обычные люди… Взять, к примеру, старую мамашу Дипбаж, для которой прошлое и будущее – открытая книга, зато в настоящем она слепа как крот. Или вот Милли Хорош из Ломтя: она заикается, а из ушей у нее течет. А уж что до матушки Ветровоск…
О да. Самая прекрасная профессия в мире? Все ведьмы – брюзгливые старухи, у которых нет ни друзей, ни подруг.
И они вечно рыщут в поисках таких же ненормальных, как они сами.
Но с Агнессой Нитт им не обломится.
Она сыта по горло жизнью в Ланкре. И ведьмами. И жизнью Агнессы Нитт. Поэтому она… сбежала.
С виду ни за что нельзя было сказать, что нянюшка Ягг – прирожденная бегунья. Тем не менее она передвигалась с обманчивой быстротой, разбрасывая тяжелыми башмаками кучи листьев.
С неба доносились гусиные клики. Небосклон пересекла еще одна стая. Птицы так торопились успеть за летом, что в баллистической спешке их крылья были почти неподвижны.
У хижины матушки Ветровоск был заброшенный вид. От домика веяло пустотой.
Обежав дом, нянюшка ворвалась в заднюю дверь, затопала вверх по ступенькам, увидела исхудалое тело на постели, мгновенно сделала соответствующие выводы, схватила с мраморного умывальника кувшин с водой, ринулась назад…
Резко взметнувшись вверх, матушкина рука схватила ее за запястье.
– Я всего-навсего решила вздремнуть, – матушка открыла глаза. – А твой топот, Гита, разбудил бы даже медведя в спячке.
– Надо срочно заварить чай! Ты сама должна увидеть… – выдохнула нянюшка. От облегчения она едва не осела на пол.
Матушка Ветровоск была достаточно умна, чтобы не задавать лишних вопросов.
Однако чашка хорошего чая не готовится в спешке. Нянюшка Ягг нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока матушка раздувала огонь, вылавливала из ведра с водой лягушат, кипятила воду и настаивала сухие листья.
– Я не буду делать никаких выводов, – произнесла нянюшка, наконец усаживаясь на табурет. – Просто налей чашку чая и сама погляди.
В целом ведьмы довольно-таки пренебрежительно относились к гаданию по чайным листьям. Ну что чаинки могут знать о будущем? Они не более чем объект, на котором успокаивается взгляд. А всю работу делает ум. В качестве такого «успокоительного» подойдет практически что угодно. Пылинки на поверхности лужи, кора ветки… в общем, что угодно. Например, нянюшка Ягг хорошо предсказывала будущее по пене в пивной кружке. Пена неизменно показывала, что нянюшке вот-вот предстоит насладиться освежительным напитком, и почти наверняка бесплатно.
– Помнишь молодую Агнессу Нитт? – спросила нянюшка, пока матушка Ветровоск разыскивала молоко.
Матушка нахмурилась.
– Ту Агнессу, которая еще называет себя Пердитихой?
– Пердитой Икс, – поправила нянюшка.
Человек имеет право поменять свою жизнь, и нянюшка это право уважала. Матушка пожала плечами.
– Толстуха. С копной волос. Когда ходит, ноги выворачивает наружу. Часто слоняется по лесу и поет. Хороший голос. Любит читать. Самое крепкое словцо, что я от нее слышала, – «дрянь». Стоит кому-то на нее посмотреть, заливается краской. Носит черные перчатки с отрезанными пальцами.