Это целиком и полностью соответствовало действительности. Единственной стоящей упоминания певицей Ланкра была нянюшка Ягг, которая применяла к песням чисто баллистический подход. Это когда нацеливаешься голосом в конец куплета, а дальше бьешь из всех орудий.
В зале снова зашушукались.
— А теперь, милочка, продемонстрируй нам парочку гамм.
Краснота уже добралась до груди. Подобно грозе, она поднималась вверх по крутым склонам…
— Парочку гамм?
Опять шушуканье. Приглушенный смешок.
— До-ре-ми? Слышала о таком, милочка? Начинаем с самого низа. Ля-ля-ля?
— О да, конечно.
Не обращая внимания на армию смущения, успешно штурмующую ее шею, Агнесса взяла как можно более низкую ноту и, подобно нянюшке, вдарила из всех орудий.
Концентрируясь на нотах, она флегматично протаранивала себе путь от уровня моря к горным вершинам. И она не замечала ничего — ни того, что стул, вибрируя, запрыгал по сцене (это было вначале), ни того, что где-то неподалеку лопнул стакан (это уже ближе к концу), а со стропил в оркестровую яму свалилась парочка летучих мышей.
Наконец Агнесса замолкла. Раздался глухой стук — это брякнулась еще одна мышь, — после чего воцарилась тишина, нарушаемая лишь негромким потрескиванием стекла.
— Это… это весь твой диапазон, милочка? — вопросила большая пустота.
В проходах замелькали изумленные лица.
— Нет.
— Нет?
— Если я беру выше, люди начинают падать в обморок, — ответила Агнесса. — А если ниже… Говорят, это очень неприятно.
Шу-шу-шу. Шу-шу-шу
— Назад!
— Э-э, может, ты?..
— А еще я умею петь сама с собой терциями. Нянюшка Ягг говорит, такое не всякий может.
— Прошу прощения, сама с собой — это как?
— Ну, вроде… До-Ми. Одновременно. Шу-шу-шу, шу-шу-шу.
— Продемонстрируй-ка, милочка.
— Лаааааа!
Слушатели, скопившиеся по обеим сторонам сцены, возбужденно переговаривались. Шу-шу-шу, шу-шу-шу. Затем голос из темноты произнес:
— Ну что же, относительно направленности твоего голоса…
— Это я тоже могу, — перебила Агнесса. Происходящее уже начало ей надоедать. — Куда вы хотите, чтобы я его направила?
— Что-что? Да нет, я имел в виду…
Агнесса скрипнула зубами. Она знала, что талантлива, ничуть в этом не сомневалась. Ну, сейчас она им покажет…
— Туда!
— Сюда!
— Вперед!
Это не так уж и сложно, подумала она. Бродячие артисты частенько демонстрируют подобные номера: берут деревянную куклу и заставляют ее говорить. Но кукла обязательно должна быть рядом: на далеких расстояниях этот фокус не работает, зритель сразу тебя раскусит. То есть считается, что на расстоянии этот фокус не работает. Теперь, когда ее глаза несколько привыкли к темноте, Агнесса увидела, как слушатели в растерянности завертелись на своих местах.
— Прошу прощения, милочка, как-как тебя зовут? — Голос, в котором прежде сквозили нотки снисхождения, теперь звучал несколько неуверенно.
— Аг… Пер… Пердита, — произнесла Агнесса. — Пердита Нитт. То есть Пердита Икс Нитт.
— Слушай, милочка, Нитт — это никуда не годится!
Дверь дома матушки Ветровоск отворилась сама собой.
Джарг Ткач в нерешительности застыл. Ну разумеется, она же ведьма. Его предупреждали, чтобы он ничему не удивлялся.
Джаргу это не нравилось. Но куда больше ему не нравилось, как ведет себя его спина — особенно в те дни, когда его спине не нравился он сам. Позвоночник умеет испортить человеку жизнь.
Морщась от боли и с трудом балансируя на двух палках, на которые опирался, Джарг проковылял в дверь.
Ведьма восседала в кресле-качалке, спиной к нему.
Джарг снова остановился.
— Заходи, Джарг Ткач, не стесняйся, — поприветствовала его матушка Ветровоск. — Сейчас я подыщу что-нибудь от твоей спины.
Джарг был настолько потрясен, что даже попытался выпрямиться, но жуткая боль, раскаленным добела шаром взорвавшаяся в районе пояса, мигом привела его в чувство.
Закатив глаза, матушка Ветровоск вздохнула.
— Ты сесть можешь? — спросила она.
— Нет, матушка. Но я могу упасть в кресло.
Из кармана своего фартука матушка извлекла черный пузырек и энергично им потрясла. Глаза Джарга расширились.
— Так ты, это… знала, что ли?
— Ага, — кивнула матушка.
И ничуточки не солгала. Она давным-давно смирилась с фактом, что люди приходят к ней не за настоящим лечением, а за пузырьком с чем-нибудь липким и противно пахнущим. Главным тут было не лекарство, а, так сказать, ложка.
— Это смесь редких трав и еще кое-чего, — провозгласила матушка. — Плюс цукроза и аква.
— Ого… — потрясенно промолвил Джарг.
— Глотни-ка.
Джарг безмолвно повиновался. Снадобье слегка отдавало лакрицей.
— Сегодня на ночь глотнешь еще раз, — продолжила матушка. — А затем трижды обойдешь вокруг каштана.
— …Трижды вокруг каштана…
— И положи под матрац сосновую доску. Только не забудь: сосна должна быть двадцатилетней, не младше!
— …Двадцатилетней… — тихим эхом откликнулся Джарг. — Понимаю, — многозначительно кивнул он, решив внести в разговор свою лепту. — Это чтоб узлы с моего позвоночника перешли в сосну!
Матушка была потрясена. Этот перл народной смекалки следовало запомнить — пригодится для похожих случаев.
— Тут ты угодил в самую точку, — подтвердила она.
— И все?
— А тебе мало?
— Ну, я думал… будут пляски, заклинания, все такое…
— Этот ритуал я проделала до твоего прихода.
— Ну надо же! Ага. Гм. А как… насчет оплаты?
— О, я плату не беру, — успокоила его матушка. — Деньги, они ведь только несчастья приносят.
— А-а! Точно-точно, — лицо Джарга просветлело.
— Разве что, быть может… если у твоей жены завалялись какие-нибудь старые тряпки, то у меня двенадцатый размер, а цвет я предпочитаю черный. Или, может, она любительница печь, тогда мне бы пирожков… А медку у вас горшочек нигде не застоялся? Или вдруг как раз сегодня вы собрались резать свинью, так вот, я люблю вырезку со спины… Впрочем, ляжечка тоже сойдет, да и свиные ребрышки — м-м, объеденье! В общем, все подойдет, что вам самим не нужно. Хотя это вовсе не обязательно. Я ведь не люблю накладывать на людей обязательства. Ну и что, что я ведьма? Это ничегошеньки не значит. У вас ведь в доме все хорошо? Все здоровы?