Покуда мой спутник и серолицый каппадоцо препирались, рассуждая о том мог ли пресловутый Меркурио двинуться на своих исследованиях настолько, что обратился к тремере, или все же нет, я подошел, что получше рассмотреть дверь, преграждающую нам путь. Когда сделал пару шагов к ней мне показалось, что она затянута словно туманной дымкой, не дававшей как следует разглядеть узор, однако что-то в нем очень заинтересовало меня. Я уже протянул руку, чтобы коснуться, как вдруг по кисти кто-то ударил с такой силой, что я невольно вскрикнул от резкой боли.
— Жить надоело, малкавианин баалов! — рявкнул Вильгельм. — Осиновый кол тебе в глотку. Тут столько силы, что нас всех по Кралову размазало бы тонким слоем.
— Погоди ты, — отмахнулся я, ухватив, наконец, идею за хвост, — смотри, на узоре все черепа да кости, а вот тут, — я указал на одну деталь затейливого узора, держа однако руку, как можно дальше от самой двери, — не череп, а именно голова. Голова трупа.
— Мертвая голова, — усмехнулся каппадоцо, — да твой приятель еще умнее, чем кажется.
— Это у нас клановое, — бросил Вильгельм, прищурившись вглядываясь в узор. — И что ты предлагаешь, Кристоф?
— Нажать, — пожал плечами я, — если это, действительно, ключ.
— В этом-то и весь вопрос, о записках Меркурио я уже упоминал.
— Есть только один способ проверить, — бросил я.
— И кто из нас будет изображать из себя малкавианина? — поинтересовался каппадоцо.
— Разницы особой нет, — пожал плечами Вильгельм.
— Ну тогда. — Я ткнул пальцем в пресловутую мертвую голову.
Ни мой спутник, ни серолицый не успели меня остановить, лишь через несколько мгновений после того, как дымка рассеялась, а дверь начала сама собой открываться, оба разразились целым потоком разнообразных ругательств на самых различных языках, но неизменной направленный в мой адрес. И что самое интересное, я понимал их все, хотя многие они произносили на таких языках и наречиях, о каких я и слыхом не слыхивал. Однако раздумывать над этим было некогда, ибо дверь открылась и нашим взорам предстала лаборатория Меркурио.
Это было поистине отвратительное зрелище. Столы, более всего напоминающие пыточные, с останками человеческих и вампирьих тел, никто не подавал каких-либо признаков жизни, в том числе и той, какой живем мы. Колбы, реторты и прочий алхимический инвентарь, наполненный кровью и другими, неизвестными мне жидкостями, которые переливались из одних емкостей в другие, смешиваясь и обращаясь в другие. Итак до бесконечности. Опыты здесь, похоже, не прекращались ни на минуту.
И посреди всего этого кошмара стоял вампир в длинной мантии, точнее это была ряса, какие носят большинство каппадоцо, только с капюшоном, откинутым на спину, и короткими рукавами.
— Кто это заявился ко мне? — Голос у Меркурио был визгливый и до крайности неприятный. — О, это ты, Кристиан, уже с бруджа объединился.
— А ты более похож на тремере, чем на одного из нас, — бросил в ответ серолицый, который был практически моим тезкой.
— Оставь, мой Сир, наш глава, Маркониус начинал с того же, — он обвел руками свою лабораторию, — и в итоге создал нас.
— Однако он тут же запретил все подобные опыты, — напомнил Кристиан.
— Потому что боялся пойти дальше.
Они препирались совершенно не обращая внимания на наше присутствие, я уж было хотел встрять, когда Вильгельм остановил меня выразительным взглядом. Он был не прочь узнать некоторые секреты клана Каппадоцо.
— Дальше вполне может быть грань.
— А что лежит там, за этой гранью? — проникновенным голосом поинтересовался Меркурио. — Что там, что отделяет нас от смертных, почему все так боятся и ненавидят Патриархов? Вампиры для вампиров — убийцы в мире убийц, бааловы дети в полном смысле этого слова.
— Ты жалкий трусишка, Меркурио, — рассмеялся Кристиан, — боишься быть тем, кто ты есть. Хочешь избыть в себе всю человечность, издеваясь над людьми, приблизиться к Патриархам. Ты просто смешон и жалок, не более того. Я здесь, чтобы огласить тебе приговор главы нашего клана, нашего с тобой Сира. — Он сделал выразительную паузу. — Бессрочный торпор.
Он выбросил вперед правую руку настолько быстро, что я заметил лишь тень его движения. Меркурио задергался и осел на пол, не рассыпавшись против моих ожиданий в прах. Кристиан подошел к нему и с легкостью закинул на плечо, как мешок.