— Где-то здесь лежат Запаси Троиля, — бросил он нам на прощанье, — поищите их в этом бардаке, а потом сожгите эту лабораторию. Это моя личная просьба. — И вышел.
Я проводил его взглядом, а Вильгельм уже принялся рыться в свитках, толстым ковром устилавших столы и полки лаборатории Меркурио, он безжалостно сбрасывал их на пол, топтал ногами, совершенно не обращая внимания на то, что это — суть сборник мудрости, накопленной людьми и, скорее всего, не только за многие и многие века. Покачав головой и подивившись этакому варварству я начал собирать свитки, пряча их в сумку, подобранную тут же. Я набил ее почти под завязку, когда Вильгельм остановился и принялся изучать стопку каких-то бумаг, испятнанных бурыми пятнами.
— Вот они, Кристоф, — сказал он, — Записи Троиля. Ты огнива с собой не захватил? Нет. Жаль. Подпалим этот гадючник вон от той горелки. Отойди подальше.
Он с размаху ударил ногой по здоровенной конструкции, состоящей из переплетения разнообразных стеклянных и серебряных трубок, под которой была установлена небольшая горелка, совершенно не чадившая. Это удивило меня — я не увидел таких даже при королевских дворах; но когда она полыхнула синим пламенем, а меня обдало такой волной жара, что затрещали волосы, я рванулся прочь, едва не вышибив плечом дверь. Вильгельм выскочил следом, на лице его было написано крайнее удивление, делавшее его простецкую физиономию до невозможности смешной, однако в взгляде, брошенном им на меня, горело такое столь явное предупреждение, что смеяться мгновенно расхотелось.
— Сильно, — буркнул он, стирая с лица копоть, — Кристиан был прав, этот Меркурио, действительно, ближе к тремере, нежели каппадоцо. Вон как с огнем балуется. А что это у тебя за сумка? — поинтересовался он.
— Те свитки, что ты швырял на пол, — объяснил я, — я подбирал их и прятал сюда. Как можно столь варварски относиться к ним?
— Я и есть варвар, — усмехнулся Вильгельм, — по крайней мере, так нас звали энеанцы. Ты думал, что я мейсенец или билефелец, но малость постарше. Я — мейс, из тех, что громили некогда империю, разлагавшуюся словно несвежий труп.
— Это сколько же тебе лет? — непроизвольно спросил я.
— До того, как Екатерина дала мне Становление было двадцать пять, — задумчиво протянул Вильгельм. — Это было аккурат в год падения Феррары, считай дальше сам. А вообще, особого значения это не имеет, потому что время останавливается для нас после того, как мы проходим Становление.
Из-за двери лаборатории вырвались языки пламени и мы поспешили убраться подальше.
Дорога назад не заняла много времени, хотя и пришлось попетлять по коридорам монастыря. Когда мы выбрались на поверхность, небо на востоке посерело, из-за горизонта показались первые лучи солнца. Я невольно сморщился и потер лицо, все открытые участки кожи тут же начали жутко зудеть.
— Это наша плата, — бросил Вильгельм, шагая по просыпающимся улицам Кралова. — Солнце жжет нас, хоть и не убивает мгновенно, как легенды, но ожоги от него могут быть весьма болезненны, а иногда — смертельны. Особенно для новообращенных, вроде тебя.
Какой-то сонный краловчанин налетел на меня и выругался на своем языке, я понял каждое слово. Это напомнило мне кое о чем.
— Я раньше говорил только на родном адрандском и немного — энеанском, — спросил я, — а теперь понимаю все, что говорят. Богемский диалект, тот язык, на котором ругались вы с Кристианом, когда я открыл дверь. Откуда все это?
— Еще одно положительное качество Становления, — пожал плечами Вильгельм. — Ты испил крови Екатерины, а она говорит на нескольких тысячах языков, ты причастился этих знаний, писать, конечно, ты на них не сможешь, зато понимать и говорить, сколько угодно. Если ты не заметил, Кристиан с Меркурио разговаривали на архаичном мейсенском, какой был в ходу еще в империи Каролуса Властителя.
Не самое плохое качество, что и говорить, но не стоит того, чтобы быть проклятым, вечно зависимым от чужой крови и живущего в моем теле Зверя, который в любой миг может взять надо мной верх, обратив в ненасытного монстра, уничтожающего все живое до чего сумеет дотянуться. Это знание я также почерпнул из крови Екатерины Мудрой, неоткуда больше.
— Слушай, ты ведь тогда зашел к Вельку посреди ночи, а он даже не удивился. По ночам людям спать положено, — усмехнулся я.
— Мы платим ему за подобные ночные визиты, — пожал плечами Вильгельм, — каждый хочет срубить легких деньжат. А народ здесь не очень-то набожный.
— Интересно, — покачал головой я, — на обе стороны работает, выходит, мастер кузнец. И мне доспех подгонял для борьбы с вами, и вам оружие ковал.