— Что бы ни говорили обо мне, но я любила тебя, любила всегда и люблю сейчас.
Спас меня последний угол вертикального коридора и громадная гора досок, сваленная на полу комнаты, куда я провалился, под оглушительный треск и грохот. Я скатился с нее, изорвав в клочья плащ и большую часть униформы императорского исполнителя и потеряв второй кинжал. Первый я выронил еще когда летел по коридору. Я поднялся на ноги, вытряхивая из волос щепки и выдергивая особенно глубоко засевшие из рук и ног, одна засела в боку — гадкая такая, почти с дюйм длиной, когда я вырвал ее из раны, она на три четверти была окрашена моей кровью. Наклонившись, я принялся обшаривать пол в поисках второго кинжала, но наткнулся лишь на обмотанную кожаным ремнем рукоять длинного меча. Тут вокруг вспыхнул ослепительно яркий свет, я инстинктивно дернулся, принимая оборонительную стойку, и споткнулся о кинжал, едва не рухнув на пол снова. Помянув отдельно сам кинжал и его предков, включая гномов, выковавших его, и руду, из которой он был выкован, я подобрал-таки кинжал и огляделся, наконец, по сторонам. Кроме груды досок, высившейся прямо посреди комнаты, в углу ее стояло несколько громов, заколоченных, обмотанных цепями и исписанных различными символами, начертанных преимущественно кровью. Скорее всего, в них покоятся погруженные в торпор вампиры, судя по символам, очень и очень сильные. И один из них как-то подозрительно сотрясался, символы, покрывавшие его поблекли и не светились более тем зловещим багрянцем, как на остальных гробах.
Толпы зомби полезли на них со всех сторон одновременно. Стены вокруг пропали, превратившись в сплошной мрак, буквально извергавший из себя мерзких тварей. Боргофф с Лейлой крутились, как заведенные, их оружие плевалось стальными стрелами и пулями, пороховая гарь то и дело била в нос, разъедала глаза девушки и так уже слезящиеся. Нольт с Кайлом также работали в поте лица. Кинжалы страндарца буквально сливались в стальные круги, а молот здоровяка сшибал по несколько зомби за один взмах. И хотя враги почти всегда вставали после полученных ударов, даже пробитые пулями или стрелами, с отсеченными головами и руками, которые то и дело пытались ухватить жертву. Однако бывалым охотникам было к подобному не привыкать, они и не такого навиделись за свою полную опасностей жизнь, и не с таким привыкли справляться. Справились и на сей раз.
Все завершилось в одно мгновение, как, впрочем, и началось. Охотники оказались посреди небольшого зала, хотя до того шли по коридору, все стены которого были испещрены следами от ударов молота, пуль и ножей, а также, буквально, утыканы стальными стрелами.
— Что за Баал? — пробурчал Нольт, опуская молот. — Мы что же, выходит, воевали с… — Он не нашелся, что бы сказать и добавил через несколько секунд. — Ни с чем.
— Похоже на то, — кивнул Кайл.
И тут в оглушительной, звенящей в ушах тишине раздались тихие хлопки ладони о ладонь.
— Да, я сделала это намерено. Я подставила горло вампиру, твоему второму отцу, но сделала я это, чтобы ты стал куда более совершенным существом, нежели я или он. Ты обладаешь силой, ловкостью и магией вампиров и, одновременно, не подвержен их слабостям. Тебя не жжет свет солнца, осина и серебро не убийственны для тебя, символы Веры не причиняют тебе вреда, ты можешь и не пить кровь, по крайней мере, для поддержания жизни она тебе не нужна…
— Но, благодаря тебе, я ни то ни се, — в обычно спокойном голосе Ди звучали стальные нотки, что для обычных людей равнялось предельной степени ярости. — Моя двойственная природа губит меня. Я должен выбрать путь — стать более человеком или более вампиром, мне придется отказаться от части себя, идти против собственной природы, ты должна это понять, ведь ты пошла против нее, подставив шею моему «папаше». — Он никогда не называл женщину, подарившую ему жизнь, матерью с того самого дня, когда она поведала ему о том, что сотворила с собой и им. Да и какая мать в здравом уме пойдет на подобный поступок, однако сыскалась ведь, на беду одного мальчишки, который был обречен до конца жизни метаться между человеком и вампиром, между миром дня и ночи, миром крови и…
С жутким треском кулак пробил крышку гроба, цепи разлетелись дождем ржавых звеньев и из гроба восстал — дурацкая метафора вышла — вампир в рваной кольчуге и котте с едва угадывающимся красным крестом замковиков. Я отступил на шаг, поднимая меч и кинжал, хотя вампир был безоружен и я отлично понимал, что почти ничего не могу противопоставить ему. Даже если он пролежал в торпоре несколько сотен лет, судя по кресту на котте. Вампир рванулся ко мне с просто чудовищной быстротой, я даже не заметил его движения. Я каким-то чудом всадил ему кинжал под ребра, одновременно закрываясь широкой крестовиной меча от его отрастающих клыков, которые казалось сами собой тянулись к моему горлу и мешала им лишь покрытая ржавчиной крестовина, о которую они отчаянно клацали в опасной близости от моих пальцев. В то же время пальцы вампира в почти полностью сгнивших перчатках сомкнулись на моем горле. Приток воздуха в легкие резко оборвался. Спасаясь от смертоносной хватки я рухнул на пол, пытаясь рывком сбросить с себя вампира. Подсунув ногу ему под живот, я изо всех оставшихся сил уперся, пытаясь ее распрямить, и перекатываясь через спину. Прием удался во многом благодаря тому, что вампир, пролежавший в торпоре несколько сотен лет, изрядно потерял в весе. Он отлетел прямо на кучу досок, на которую упал я незадолго до того, но вместо того, чтобы тут же вскочить и кинуться обратно на меня, он принялся кататься по груде, обхватив себя за плечи и с истерическими воплями, раздирая плоть. Я усмехнулся. Часть, а то и все доски, были осиновыми.